Это был его мир. Мальчик гулял здесь, наслаждаясь покоем и одиночеством, так недоступным в шумном посёлке. Нет, он любил маму, братьев и сестру, отца, тётушек Он любил перекличку петухов, звуки кузнечного молота, смех и брань, топот и крики это всё были знакомые звуки жизни. Но иногда ему просто хотелось побыть одному. И тогда лес принимал сына кузнеца и вёл его своими тропами, тихо-тихо, осторожно-осторожно. Даже птичье пение и треск цикад не нарушали разлитого под корнями сосен покоя. Разве только шелест ручьёв иногда целовал слух далёкой неразборчивой мелодией.
Из посёлков сюда никто не ходил, ведь там побаивались леса, считая его непроходимым и опасным. Каждый сызмальства знал: чащу стерегли духи. От чужих, но и от своих тоже.
Мальчик не слишком в это верил. Что не помешало ему, увидев мельком сверкнувший край подола, сразу решить, что за ним «пришли». То ли девы-птицы, то ли туманная кошка, а то и сама Смерть. Он замер на месте, едва дыша и уж точно веря, веря всем сердцем, хотя только утром посмеялся бы над любым, кто завёл бы разговор о лесных опасностях. Впрочем... разве Смерть не приходит в роскошном красном плаще с шитым золотом подбоем?
Сердце мальчика забилось чуть ровнее. Медленно поднял он голову над укрытием и встретился с насмешливым взглядом. Не девы-птицы и не кошки из тумана, а всего лишь поселковой девчонки. Дочери лавочника.
Что ты делаешь в лесу, ирфа? от неожиданности и пережитого испуга он говорил хриплым свистящим шёпотом. Здесь нельзя ходить!
Вот как? нимало не смутилась девочка. А ты что, кальдрун этому лесу, чтобы мне запрещать?
Будто ты ему кальдерин! не остался в долгу мальчишка.
Может и кальдерин, сквозь полог леса проглянул одинокий луч и отразился в прищуренных глазах девочки: таких же зелёных, как листья и мох вокруг. А может я и вовсе оборотень? А вовсе не та, кем ты меня считаешь. Что, если я оборотень?
Она посмотрела пристально-пристально, и что-то хищное и спокойное было в этом взгляде, какая-то высокомерная безжалостность, какая бывает у хищников. Им ведь нет дела ни до снов
человеческих, ни до планов, ни до души. Люди для них добыча и только. Мальчик разве что усилием воли заставил себя выстоять перед этим взглядом, каким смотрят кабаны, медведи да дикие дюнные кошки. Но спустя мгновение девочка рассмеялась. И он рассмеялся в ответ.
С тех пор лес был не «его» и не «её». Он был их. Вместе. А спустя пять лет, под этим самым дубом, где встретились первый раз, они поцеловались.
У них не было причин не верить в близкое счастье. Но судьба, да и они сами, решили иначе.
Вода не забывает
Майк встрепенулся, с трудом возвращаясь к реальности. В какой-то момент он, вместо того чтобы слушать максимально внимательно, просто отдался течению рассказа. Мыслями он был там: видел сосновые корни и папоротник, слушал звонкий девичий смех, бежал наперегонки с ветром Ужасно непрофессионально, ведь ему полагалось подмечать детали, культурные и мифологические особенности. Скажем, образ смерти, или всех этих «дев-птиц» да «туманных кошек». Но то ли горячий чай и камин сделали своё дело, то ли плавный напевный голос рассказчицы одним словом, Майк расслабился настолько, что едва не начал грезить наяву.
Что ж, теперь это придётся исправлять Но где наша не пропадала? Он опёрся о столешницу локтями и усмехнулся:
Вы имеете в виду эти слова?
Ну хотя бы.
«Кальдрун» и «кальдерин», он попытался подражать её гортанному произношению с яркой раскатистой «р», явно одно и то же слово, только в мужском и женском роде. По контексту Хозяин и хозяйка?
Старушка искоса взглянула на него, будто не совсем верила тому, что слышала. А потом медленно кивнула: ещё не с уважением, но уже и не с вызовом. С осторожностью. Майк мысленно похвалил себя: сработало, так держать.
Верно. Владелец, господин. Можно сказать и хозяин. А «ирфа»?
Какое-то ругательство, но не злое. Мелкое. Соплячка? Глупышка?
«Дурочка», хмыкнула старушка, плотнее запахнувшись в шаль. А вы неплохо понимаете нас для мерга.
Майк растянул губы в широкой ухмылке и слегка сощурился:
Нет-нет, не поясняйте. Дайте угадать: «чужак». Вернее поправил он сам себя, хищно морща нос, не просто чужак. Что-то вроде «глупый чужестранец», «болван»? Я угадал?
Она рассмеялась:
А вы задира.
Стало быть, всё верно. Чем более закрыто и уединённо живёт народ, тем больше шансов встретить это молчаливое глухое высокомерие под маской поверхностного радушия. Это мы проходили, и много раз Многие из его коллег пытались в такой ситуации подстроиться, стать хотя бы немного «своим», но Майк привык, наоборот, работать на контрасте. Вот и сейчас он развёл руками: вроде как извинительно, но скорее рисуясь, почти бахвалясь.
Есть немного. Кстати, ваш язык больше похож на немецкий, чем на испанский или португальский. Странно.
Старушка хмыкнула:
Вот уж понятия не имею. Мы берём то, что нам нравится, и не спрашиваем ни «можно ли», ни «откуда это» Не думала, однако, что собиратели сказок что-то знают о языках.
Мне это было надо для работы, а когда мне что-то необходимо я это беру, в тон ей ответил Майк, и не спрашиваю, можно ли.