Гермиона остается наедине с Джинни, Макгонаггал и Помфри.
Вот поэтому я и просила никому не сообщать укоризненно тянет она, глядя на них.
Вы эгоистка, мисс Грейнджер Это просто немыслимо так поступать, от эмоций у нее немного подрагивает подбородок, и Минерва поднимает руку, когда Гермиона открывает рот, чтобы возразить ей. Потому что вы не даете им даже шанса побороться за вас. И я никогда не пойму эту неприсущую моему факультету слабость
Последние слова звонкой пощечиной повисают в воздухе, заставляя Гермиону насупиться. Она смотрит, как Макгонаггал, ее кумир с детства, разочарованно поджимает губы и, резко взмахнув мантией, что говорит о высшей степени ее эмоциональности, направляется к выходу. Стоит Минерве покинуть палату, остальные тоже направляются за ней, прикрыв плотнее дверь за собой, чтобы она больше не могла их слышать. Но в пустом больничном крыле эхо разносит их встревоженные голоса.
Мы не можем сидеть сложа руки
Но ты ограничена в действиях. Девочка права она может сама решать свою судьбу
Ну, может, кое-что я все-таки могу сделать
Минерва, предупреждающе тянет Помфри, но в ответ слышится раздраженный голос директора:
Я не буду просто смотреть, как в моей школе умирает студентка, не пошевелив и пальцем, яростно шипит Минерва. Напиши лекарю, Поппи. Пусть он приедет.
* * *
Гермиона медленно, стараясь не поддаваться панике, делает вдох, который застревает где-то на полпути, и легкие горят в агонии от недостатка кислорода. Она задыхается от кашля, от нехватки воздуха, от подступающей паники.
Судорожно сжимая в кулаках простынь, она пытается сдержать крик, чтобы не беспокоить мадам Помфри как можно дольше. Гермиона понимает, что время пошло на дни, но поделать здесь ничего нельзя и видеть постоянное страдание на лицах других становится невыносимо. Ей хватает того, в котором она тонет ежесекундно. Гермиона уже едва дышит из-за стеблей, оплетающих грудь и почти не разговаривает, потому что стоит расцепить зубы и с губ точно сорвется стон боли. В последнее время оставаться живой настолько больно, что она ждет смерти. Она готова к ней и больше не страшится этого.
Все еще тяжело смотреть, даже сквозь дымку дурмана от зелий, помогающих хоть немного облегчить участь, в бледные лица своих друзей. На молчаливых Гарри и Рона, которые смотрят на нее, нервно дергаясь, на рыдающую с каждым днем все сильнее Джинни, когда она с ужасом в глазах смотрит на нее. Больше к ней никого не пускают, и Гермиона благодарна Помфри за это.
Гермиона морщится, пытаясь вздохнуть глубже, потому что сладковатый запах лилий тут же щекочет нос. Впрочем, она быстро забывает о запахе, снова погружаясь в агонию боли. Кожа горит, и организм постоянно температурит из-за ран, которые наносят ей цветы, прорастающие по всему ее телу. Уже несколько дней она лежит, прикрытая лишь легкой простыней, без какой-либо другой одежды, потому что любое грубое касание к цветам отзывается болью. Гермионе кажется, что она само средоточие боли. Боль повсюду, она живет в ней. Беспробудно. Она уже даже не кричит и не рыдает, когда новые цветы прорастают сквозь кожу, только крепче сжимает зубы и глухо стонет в подушку.
Наконец, сделав пару спасательных вдохов и успокоившись, Гермиона поднимает затуманенные глаза на огромное окно больничной палаты. На улице плотной пеленой замок накрыла непроглядная тьма, но о стекло буря кидает крупные капли дождя, и ветер заставляет окна дребезжать от напора. Она все бы отдала сейчас, чтобы оказаться на улице, вдохнуть свежий влажный воздух, пропитанный сыростью и запахом пожухлой травы. Она так устает чувствовать лишь мерзкий аромат лилий, приторно-сладкий, въевшийся
в ноздри, окутавший ее непроходимым шлейфом терпкого запаха от множества цветов, что скоро поглотят ее.
Обидно, что она умрет в этой неуютной палате, окруженная ненавистным запахом.
С непоколебимой самоиронией, Гермиона думает, что это хотя бы будет красиво некоторое время.
Веки начинают тяжелеть, и она не противится сну, она ждет, когда начнется, наконец, действие лекарств, чтобы спрятаться в спасительной темноте, в которой и так проводит большую часть времени.
Гермиона почти засыпает, когда из чуткой дремы ее вырывает шум за пределами ее палаты. Уже поздняя ночь и это кажется странным. Она слышит торопливые сбивчивые объяснения мадам Помфри и уверенные размашистые шаги, гулким эхом разносящиеся по пустому больничному крылу. Они останавливаются перед дверью в ее палату, а потом она слышит негромкое и раздраженное:
Позвольте мне уже самому все увидеть и разобраться, Поппи. Ваш бессвязный поток информации этому не способствует. И я пойду один.
У Гермионы сердце вдруг пропускает удар и кружится голова так сильно, что стены палаты делают пару оборотов вокруг нее. То ли изголодавшийся по кислороду мозг играет с ней злые шутки и у нее начались галлюцинации, то ли перед ней действительно стоит Северус Снейп.
От охвативших ее эмоций Гермиона сжимает и разжимает кулачки, стараясь дышать, чтобы не потерять сознание. Ведь если это галлюцинация, то когда она проснется, его уже не будет. Неожиданно она радуется, что укрыта полностью, до самого подбородка и кроме пробивающихся на шее новых бутонов, он больше ничего не видит. Даже если он является ее фантазией, она не хотела, чтобы он видел, в каком плачевном она состоянии.