Но до осени еще было далеко. Мальчишки сидели почти всей своей компанией на берегу под ремеслухой. Ветерок лениво играл темной густой зеленью листвы, и она, будто нехотя, отзывалась легким шелестом. С нами не было только Мишки Монгола и Ваньки Козы. Ну, Ванька-то от нас давно откололся и появлялся лишь изредка, но и тогда больше молчал и тяготился нашей компанией. А вот Монгола всем недоставало. Мальчишки
с грустью сознавали, что потеряли своего капитана.
Монгол теперь с Толей Длинным в хоровой кружок в Клуб Строителей ходит, сказал Витька Мотя.
Куда ходит? не понял Каплунский.
Туда. Ты что, глухой, чтоли? окрысился Мотя и уже спокойней сказал:
Я с ними тоже ходил, но мне не понравилось.
А Монгол сказал, что тебя не взяли, с усмешкой вставил Самуил.
Чего не взяли? Сам не захотел, беззлобно отмахнулся Мотя, Чего там хорошего-то? Сто придурков стоят в куче и тянут: «ааа!». «А» да «а» вот и весь хор.
А откуда Толя Длинный взялся? Он же уезжал жить к матери, спросил Каплунский.
Приехал в техникум поступать. Да Монгол корешился с Толей с пятого класса, когда мать Толи еще с отцом Свистковым жила. Дома-то напротив, объяснил Мотя.
А он в какой техникум? заинтересовался Алик Мухомеджан.
В машиностроительный.
Может и мы в машиностроительный? Мухомеджан приподнялся на локтях с травы и посмотрел на Мотюстаршего.
А чем железнодорожный хуже? в голосе Моти звучала уверенность. Чем плохо работать на железной дороге? Будешь поездами командовать. А если не захочешь, можешь где угодно работать. Хоть в связи, хоть где. А машинка, что? Только на завод. Всю жизнь через проходную и в четырех стенах, как в тюрьме.
Да это да! сразу согласился Аликпер, который волю не променял бы на золотые горы, потому что любил природу и рыбалку больше жизни. В этом деле он не признавал компаний и ходил по грибы и на рыбалку один. И грибником и рыболовом он был удачливым, и к его удаче относились с уважением даже взрослые рыбаки.
«Мухомеджану бы в лесники или в рыбнадзор», лениво шевельнулась у меня мысль и вдруг обрела четкую форму: «не поступит». Это было опущение, которое вспышкой пронзило мозг и погасло, не оставив следа. Все произошло произвольно. Через минуту я уже об этом забыл. Есть вещи, о которых лучше молчать. Как об отце Изи Каплунского. Наверно, здесь действовал всесильный инстинкт самосохранения, и это срабатывало помимо воли.
Ты готовишься? ревниво спросил Мухомеджан Мотю.
Да так, грамматику читаю, неуверенно сказал Мотя.
А я что читаю, что не читаю. Темный лес, засмеялся Мухомеджан. У меня всегда с русским нелады были.
А у кого лады? согласился Мотя. Вспомни, как училисьто!
А ты, Самуил, все же с нами не хочешь? Тоже в машинку идешь?
У него, брат, Haум, мастером на пятом заводе работает, пояснил Каплунский.
А я думал, Наум портной, сказал Мотямладший.
Почему портной? пожал плечами Самуил.
Да все время в костюме ходит. Как Исаак.
Ребята засмеялись.
Вовкин отец тоже в костюме ходит! засмеялся Мотястарший.
Вовкин отец инженером работает, все знают.
А чего Монгола вдруг в хор потянуло? вернулся к их разговору Пахом. Видно ему никак не давал покоя Монгол, который ни с того ни с сего потащился в хор.
Так у него голос прорезался, лениво отозвался Мотястарший. Руководительница сказала, что это после мотации.
Чего? не понял Пахом, После мотяции?
Ну, ты, в ухо хочешь? обиделся Мотя. Мотация у всех бывает. Это когда голос меняется. Когда в мужика превращаешься.
Вот у тебя еще не прошла, потому ты и пищишь. А у меня уже прошла, видишь, голос какой грубый. Только я петь не умею. А Монгол вот запел.
Это где ж я пищу? от возмущения Пахом сел. Да я сроду не пищал. Скажите, пацаны.
Пахом действительно не пищал. Голос у него был мальчишеский, но сиплый, и все это подтвердили.
Ну ладно, не пищишь согласился Мотя. Но все равно у тебя мотация.
Мутация, поправил я. Возрастная ломка голоса в период полового созревания.
А ты, Вовец, откуда знаешь? на всякий случай опросил Пахом.
Читал.
Вовец все знает, польстил мне Мотястарший.
Половое созревание это как у Андрияна? уточнил Пахом. Все засмеялись. Эту историю с Валькой Андрияновым знала вся школа.
Валька Андрианов в оккупации, как другие переростки, не был, но к шестому классу умудрился два раза остаться на второй год. Это был симпатичный крепкий парень, улыбчивый и не драчливый, но лентяй, каких мало. На уроках он сидел с такой постной физиономией, что его становилось жалко даже учителям.
Но с некоторых пор его стала беспокоить плоть, и он время от времени развлекался с не дававшим ему покоя предметом прямо на уроке. Особенно он приходил в волнение на уроке биологии. Молоденькая симпатичная биологичка была невысокая, худенькая, но с сильно развитой грудью. Эта грудь видно и доводила Андрияна до исступления. Он двигал
рукой под партой, не сводя глаз с биологички. При этом физиономия его розовела от невыразимого удовольствия, и он сладострастно закатывал глаза. Сначала биологичка не понимала в чем дело. Только как-то раз сделала замечание: «Андрианов, что ты там все возишься?». В конце концов, ее не так беспокоил Андрианов, как остальной класс, который тридцатью парами глаз вдруг начинал косить в его сторону. Так долго продолжаться не могло, и однажды, когда началась очередная возня, биологичка, как бы невзначай приблизившись к Андриановой парте, вдруг кошачьим движением быстро откинула крышку. То, что она увидела, повергло ее в ужас. Она покраснела, глаза ее округлились, и она порыбьи стала хватать воздух ртом. Андриану бы прикрыться, но он уже не мог остановиться и с выпученными глазами и перепуганным лицом все же заканчивал начатое дело.