У нас дядю Павла встретили
просто, подоброму. Устроили стол. За бутылкой отец спросил:
Ну, как, тяжело пришлось?
Да, честно говоря, уже и не думал, что свидимся. Не знаю, какому богу молиться, кого благодарить? ответил Павел. За время, проведенное под следствием, он сильно изменился, осунулся, еще похудел и стал совсем похож на подростка.
Генерала благодари, а лучше Вовку за то, что он его дочку вылечил, тихо сказал отец.
Неужто сам помог? не поверил дядя Павел.
А кто еще мог бы помочь в твоем положении?.. Сколько времени прошло, а добро помнит. Другой бы с его властью и думать забыл.
У отца счастьем светились глаза, как будто он сам сделал доброе дело.
Ну что, ж спасибо ему. И тебе, племяш, спасибо?
Дядя Павел встал и картинно, чуть не в пояс, поклонился. Я смутился, а отец засмеялся:
Да брось ты, Павел. Все хорошо, что хорошо кончается. Давайка выпьем за то, что ты цел, и все плохое позади.
На работу дядю Павла взяли на машиностроительный завод чернорабочим. Работа была тяжелая и грязная, но денежная. Первое время он приходил домой и с ног валился. Прежде чем поесть, ложился и лежал без сил, уставившись в побелку потолка бессмысленным взглядом. Потом втянулся и ничего
Значительно позже, уже повзрослев, я осмысленно понял, как невыносимо трудно было дяде Павлу определиться и найти свое место в запутанном мире гражданских хитросплетений после четырех лет жестокой войны, укравшей его юность.
Глава 17
У Алика Мухомеджана поселился квартирант, их дальний родственник Амир, невысокий, но крепко сбитый, широкоскулый и черноглазый парень. Амир часто улыбался, и его белозубая улыбка располагала к нему. С нами Амир охотно водился, но все его разговоры сводились к девушкам. Амир мечтал до армии жениться, чтобы он служил, а она его ждала и писала письма. В армию ему предстояло идти осенью, а невесты он еще не нашел, поэтому по вечерам ходил в горсад на танцы. Амир всегда носил с собой расческу и небольшое прямоугольное зеркальце, часто смотрелся в него и поправлял расческой непослушные волосы. На ночь он надевал на голову мелкую сеточку на резинке, чтобы лучше лежали зачесанные назад волосы.
Мы иногда тоже бегали в горсад и смотрели через щели в дощатом заборе, огораживающем танцплощадку, на танцующих. Но больше нам нравились приезжие из Москвы артисты, которые давали концерты в летнем «Зеленом театре». Нам нравились сатирические куплеты:
Когда нас сгоняли с заборов, мы лезли на деревья, которых полно росло вокруг эстрады.
Тарапунька, знаешь какая самая широкая река в мире?
Конечно, Штепсель, знаю. Это Амазонка.
А вот и нет. Орлик.
Почему?
Да потому, что третий год здесь мост через Орлик строят, а конца не видно.
Мы смеялись, потому что мост, и правда, никак не могли построить, и люди, чтобы попасть на Ленинскую улицу, ходили по шаткому деревянному мостику, рискуя свалиться в реку.
Мы сидели во дворе у татар, в котором, кроме них, в полуподвале жили еще Изя Каплунский с матерью и младшей сестрой Лизой и Мишка Чекарев, тоже с матерью и совершенно взрослой сестрой.
Чекарев заканчивал школу и собирался поступать в летное училище, поэтому занимался физкультурой. Он крутил «солнце» на самодельном турнике и поднимал штангу, выкатывая её изза ограды палисадника, где она хранилась. А еще Чекарев ходил в музыкальную школу и таскал за собой обитый черным дермантином футляр с баяном, похожий на ящик, но с двумя замками, как у чемодана. Мы старались подражать Чекареву, лезли на турник, болтались как сосиски, и все, что могли, это поупражняться в подтягивании.
Мы сидели на траве, наслаждаясь теплым солнечным днем. Чекарев что-то разучивал на баяне по нотам. Ноты стояли перед ним на стуле, упираясь в спинку, а сам он сидел на табуретке и брал аккорды, время от времени
наклоняясь ближе к нотам или переворачивая листы. Мы терпеливо ждали, когда он заиграет что-нибудь уже выученное.
Пара должна соответствовать, рассуждал Амир. Он должен быть выше девушки на полголовы. Она должна доставать ему до уха. И одеты они должны быть хорошо. Он обязательно в костюме, и чтоб белая рубашка, а воротничок выпущен на пиджак. Вообще, хорошо, когда мужчина темный, а женщина светленькая. Мне нравятся светленькие.
Мне все это было совершенно безразличного, но я заметил, что Монгол, Мотястарший, Самуил и Алик Мухомеджан слушают Амира с интересом.
А то, иногда смотришь, она с ним одного роста или даже выше. Такая пара не смотрится.
Как Исаакова Женька с Женькой, подтвердил Пахом.
Это какая? поинтересовался Амир.
Да сестра Симкидурочки, Женька. Она с мужем живет теперь в доме Никольского, комнату снимают.
Так у нее и отец Исаак меньше матери, напомнил Монгол.
И что хорошего? пожал плечами Амир.
Так Исаак любит свою Фиру, возразил Самуил. И что же здесь плохого?
Ну, не знаю, немного смешался Амир. Конечно, ничего плохого. Но все же лучше, когда пара соответствует.
И Амир улыбнулся своей открытой улыбкой.
Чекарев продолжал разбирать ноты, и баян отвечал стройными, сильными аккордами, и уже складывалась какая-то мелодия.