Сопровождали мы груз через границу и попали в засаду диверсионной группы. Я чудом выжил. Считай полгода в госпиталях валялся. Два месяца в Тегеране, три в Ашхабаде А сейчас приступы донимают. Голова.
Ой, Паш, как я с ним намучилась, плаксиво отозвалась мать. Ведь как приступ начинается, на стенку лезет. Если б не Вовка, давно бы в Кишкинку попал. Потому и «скорую» боюсь вызывать. Как-то раз, когда Вовку где-то с ребятами носило, мать строго посмотрела в мою сторону, вызвала, а его в Кишкинку отвезли. Спасибо, сама с ним поехала, да еле уговорила, чтобы отпустили, да расписку заставили писать, что, мол, несу ответственность. Потом уж Вовка, слава богу, явился Там не разбирают, нормальный ты или ненормальный. Глаза-то в это время безумные. Попробуй, вытерпи такую боль!
А Вовка-то что? Чем Вовка-то помогает? спросил дядя Павел.
Да лечить он руками, Паш, может. Способности у него такие. Руки излучают какое-то тепло особое, зашептала мать.
Это что ж, колдовство какое, вроде как знахарь? удивился дядя Павел.
Дар это божий, сынок. Господь ему послал, вмешалась бабушка и прочитала на память елейным голосом: «Придя в дом Петров, Иисус увидел тёщу его, лежащую в горячке, и коснулся руки её, и она встала и служила им».
Мам, опять ты с глупостями своими, осадила мать бабушку.
Это не глупости, это Евангелие от Матфея, усмехнулся отец.
Попом бы тебе, Юрий Тимофеич, быть. И Библию, и Евангелие знаешь, одобрила бабушка. Она робела перед отцом и обращалась к нему не иначе как Юрий Тимофеевич. Юрой отца называла только мать, но в третьем лице тоже звала по имениотчеству. Был он намного старше матери и относился к ней со снисходительностью старшеклассника к младшему.
Нет здесь никакого колдовства, Павел, повернулся к дяде Павлу отец. Это научный факт. В научной литературе описаны случаи исцеления с помощью рук, которые являются источниками энергии. Более того, все мы и я, и ты обладаем
этой энергией. Только некоторые люди обладают этой энергией в большей степени.
Сынок, подержи руки над цветами, попросил меня отец.
На этажерке с книгами в двухлитровой банке стояли тюльпаны. Их головки уже закрылись, будто цветы приготовились к ночному сну. Я с большой неохотой вылез изза стола и подошел к этажерке, потер руки одну о другую. Сухие ладони прошуршали смятым листом бумаги. Я стал гладить цветы, не прикасаясь к ним. По комнате разнесся легкий запах свежести. Бутоны зашевелились и стали распускаться. Дядя Павел как зачарованный смотрел на тюльпаны.
Как же так, Тимофеич, я не понял? вымолвил сбитый с толку дядя Павел. Он их даже не трогал.
Я же говорю тебе, что руки источают энергию. Это все равно, как цветы раскрываются на солнечный свет.
Чудно! покачал головой дядя Павел.
Он много чего умеет, сказал отец. Ты ещё увидишь.
А лучше б ничего не умел. Был бы как все нормальные люди. А у этого то запахи, то звуки, то сны какие-то ненормальные. И видит-то не то, что надо. А ночью подойдешь, лежит не дышит. И не знаешь, то ли жив, то ли нет.
Мать заплакала.
Да что ты, ей богу! отец недовольно нахмурился. Нормальный парень. И все у него нормально. Спасибо сказать нужно за то, что природа одарила его такими способностями. У него же, Павел, феноменальная память. Он страницу любой книжки может повторить за тобой без единой ошибки.
Чудно! повторил дядя Павел и внимательно поглядел на меня.
Я сосредоточенно ковырял вилкой картошку и облегченно вздохнул, когда мать неожиданно вернулась к недосказанному и наболевшему.
Полгода известий никаких не было. И писем нет и похоронки нет. А приехал худой, в чем только душа держалась. Он и сейчас-то худой, а тогда чуть толкни и упадет. Тут чирьи по всему телу пошли. Избавились от чирьев, заснул. Дeнь спит, ночь спит и утром не просыпается. Я будить, а он не дышит. Ну что есть мертвец. Вот так иногда и Вовка. Чего и боюсь. Может, проснется, а может, нет.
Отец молчал, только брови сошлись на переносице, обозначив три вертикальные складки на лбу, а пальцы нервно выбивали дробь по столу.
Перепугалась я, Пашенька, до смерти. Вызвала врача, а врач и говорит: «Это летаргический сон. Может быть, несколько суток проспит, а может быть, и месяцев. И ни в коем случае не пытайтесь будить. А мы будем следить, поддерживать глюкозой. Глянул на меня, а я сама как мертвец. Как заругается он. Да вы, говорит, себя-то пожалейте. Разве, говорит, можно так. Ничего же страшного не случилось. Сильное нервное истощение. Все обойдется. Ему укол сделал, да и мне заодно.
Павел, не перебивая, слушал и с невольным любопытством поглядывал на отца. Тот чувствовал себя неловко и, наконец, недовольно бросил матери:
Ну ладно, хватит об этом. Кому про чужие болячки слушать интересно? У каждого своих полно.
Погоди, погоди, Тимофеич! остановил отца дядя Павел. И что же потом? спросил он мать.
Да что? Проснулся через три дня. Не знаю, то ли Вовка, он же не отходил от отца, все гладил его. А может сам по себе проснулся, устало проговорила мать.
Шура, сходи в магазин, принеси еще поллитровочку. Что нам, мужикам, одна? Не каждый день родственники с войны приходят, попросил отец.