вековые владения.
Между тем подкрались сумерки, стало быстро темнеть. Только теперь я почувствовал, как проголодался. Благо, продовольственные магазины работали до 12 часов ночи, так что я без труда купил бутылку молока и русскую булочку с румяной корочкой, которая рельефно прорезала всю её длину, словно её пропахал игрушечный плуг. Интеллигентные старушки называли такие булочки французскими. Ужин свой я съел в сквере на проспекте Стачек; здесь же, усталый и разомлевший от еды, задремал на скамеечке, которую облюбовал, да и уснул. Спал я без сновидений, а проснулся с рассветом от того, что замерз. Ещё в полусне я прятал руки под пуловер, сворачивался калачиком и пытался натянуть легкую шерстяную одежку на голову. Окончательно продрогнув, я решительно встал, потянулся, помахал руками, раз десять присел и решил, что, прежде всего, мне нужно устроиться на квартиру, по крайней мере, на несколько дней. Не ночевать же, в самом деле, на скамейках до того, как дадут общежитие.
Глава 4
Объявления о сдаче квартир я нашел возле вокзала на столбе. Предложений оказалось много, но меня привлекла квартира именно на Васильевском острове. Я знал, что там центр основания Санкт-Петербурга, Заячий остров, на котором расположены Петропавловская крепость и Стрелка, а также Университет, где учился наш преподаватель Зыцерь и куда он мне тоже советовал переводиться. На Васильевском находились Кунсткамера, Академия наук, Академия художеств, дворец Меншикова
Троллейбус вез меня по Невскому, и я узнавал здания, которые уже видел вчера во время своей пешей экскурсии, потом, не отрываясь от окна, смотрел на Неву с Дворцового моста и наконец вышел на нужной остановке на Васильевском острове.
Квартира располагалась на первом этаже каменного трехэтажного дома. На стене, справа от входных двухстворчатых дверей, крашенных темно-коричневой масляной краской, успевшей облупиться, торчали черные кнопки звонков с приклеенными под ними бумажками с фамилиями и указаниями, сколько раз кому звонить. В объявлении говорилось: «Спросить Варвару Степановну». Фамилии не значилось, но других фамилий с инициалами В.С. кроме Проничевой под звонками я не нашел и уверенно нажал два раза на кнопку как указано на бумажке. С минуту за дверью мои уши не уловили никакого движения, и я уже хотел позвонить еще раз, но послышались шаркающие шаги, короткая возня с засовом, и дверь открылась. Передо мной стояла старушенция в синем в цветочек засаленном байковом халате, из-под которого выглядывало черное спортивное трико.
В руке бабуля держала папиросу и от бабули попахивало водкой.
Я насчет квартиры.
Пойдем, позвала в ответ старушка и повела меня в свою комнату через длинный коридор, захламленный предметами быта: на стенах висели тазы, велосипед без одного колеса, засаленная рабочая роба, сундук, который занимал почти весь проход, резиновые сапоги и еще какая-то стоптанная обувь, что-то еще.
Комната оказалась довольно большой, квадратной, с двумя окнами, выходящими во двор-колодец.
Студент? окинула меня взглядом старушка.
Студент, подтвердил я.
Я живу с сыном Колькой. Сплю за ширмой. Она кивнула на угол у окна, где стояла полураскрытая ширма, обтянутая потерявшим вид шелком с поблекшими павлинами. Я подумал, что новая ширма, наверно, смотрелась очень красиво. Из-за ширмы выглядывала металлическая кровать
с никелированными шарами, которые тоже облупились от времени.
В комнате вдоль стен разместились топчан и широкий диван. Посреди стоял прямоугольный раскладной стол, застеленный клеенкой, с простыми жесткими стульями, какие бывают в конторах. У другого окна, напротив хозяйкиного угла, пристроилось мягкое кресло, пара дивану, и такое же зачуханное. Еще возле Колькиного дивана примостился старинный буфет, а на этажерке с несколькими книгами украшением стоял телевизор «КВН» с линзой, заполненной водой.
Если договоримся, спать будешь на топчане. Колька спит на диване
Сколько за квартиру платить? задал я важный для своего бюджета вопрос.
Не обижу, сказала ровным голосом хозяйка. Раз студент, то шестьдесят рублей за месяц Сколько будешь жить?
Не знаю, замялся я. Обещали общежитие.
Ладно, давай тридцатку за полмесяца. Только, если уйдешь раньше, деньги не верну, предупредила бабулька.
Я вынул из кармана брюк деньги, которых было у меня аж почти четыреста рублей, отсчитал три десятки и отдал хозяйке.
Ну вот. Зовут меня Варвара Степановна. Сын, Колька, мужик не злой, только что выпить любит. Но это, кто теперь не любит. Соседи добрые увидишь. Живем, почитай, с самой революции всё на этом месте. Половина поумирала в блокаду. Мужики и пацаны, которым пришло время, ушли воевать, да многие тоже не вернулись. Заселили новых. Мой Колька тоже раненый, нога простреляна. Пришел живой. А жена, Валька-подлюга, не дождалась. Она эвакуированная была с ребенком, да так с кем-то там и сошлась. Ребенок-то Колькин, да не судиться же. Как от матери дитё отнимать?! Колька с тех пор и ходит бобылем. Работает на Обуховском слесарем.