Ну, это ты прав, согласился Юрка. Я имел ввиду романтику, которую создает живой огонь. Это как свечи в век электричества. Навевает ностальгическое настроение.
Кстати, нам тоже обещают скоро провести газ. Так что, наслаждайся пока.
А что ты читаешь? спросил вдруг Юрка, кивнув на брошюрку библиотеки «Огонек», которую я держал в руках.
Рассказ Шолохова «Судьба человека». Взял в библиотеке. Давно хотел прочитать.
А-а! Я прочитал, когда рассказ еще только появился в «Правде». Пронзительная история. Шолохов есть Шолохов. Гений.
Многие в этом сомневаются, заметил я.
Ты имеешь ввиду «Тихий Дон»? Юрка живо повернулся в мою сторону.
Не только. Говорили, что и другие произведения Шолохова
могли быть написаны не им.
Ерунда! Мы как-то с Ляксой говорили на эту тему. Эти слухи о том, что «Тихий Дон» написал не Шолохов, появились ещё после выхода первой части романа. Писали, что Шолохов нашел рукопись в полевой сумке какого-то белого офицера, расстрелянного большевиками. Одно время авторство пытались приписать даже Александру Серафимовичу.
Хорошо, а откуда такой жизненный, а главное, литературный опыт у совсем молодого человека с четырьмя классами образования? Ведь ему в это время едва-ли исполнилось двадцать два года.
А время было такое. Взросление, как и опыт, приходили рано. Говорят же, что Гайдар в пятнадцать лет полком командовал. Тем более, я знаю, что нашлись считавшиеся утерянными черновики к рукописи «Тихого Дона», которые доказывают его авторство. И потом специальная комиссия под председательством того же Серафимовича опровергла все обвинения в плагиате, а слухи объяснила завистью известных писателей к неожиданной славе молодого Шолохова. После этого обвинения и закончились.
Ничего они не закончились. Говорят, что настоящий автор «Тихого Дона» известный казачий писатель, белогвардеец Фёдор Крюков, умерший от тифа.
Да я не удивлюсь, если эта история так и будет всплывать. Ты же сам говоришь, что многие сомневаются.
А как не сомневаться, если молодой и не вполне образованный человек написал эпопею в восемьсот страниц меньше чем за год, а более чем образованный Лев Толстой писал свою Анну Каренину, примерно такого же объёма, четыре года.
Тебя так занимает эта тема, что ты даже знаешь, сколько Шолохов и Толстой писали свои книги? усмехнулся Юрка. Знаешь, я не большой поклонник Шолохова, но до тех пор, пока не будет официально доказано, что у книги другой автор, я не могу не считать автором Шолохова.
Читай Ремарка, серьезно сказал Юрка.
«Три товарища»?
Хотя бы, усмехнулся Юрка.
Мне дашь?
У Ляксы спроси, а то на нее очередь.
Да мне на пару часов, сказал я, зная, что мне и часа хватит, чтобы «пролистать» книгу. Про что хоть книга-то?
Чувак, это вещь. Я обалдеваю! Вот где настоящая любовь и настоящая дружба! Без предательства. Это о судьбе солдат, вернувшихся с войны. Сам увидишь. В общем, роман о простых человеческих отношениях. Потерянное поколение. Вот, послушай: «Всякая любовь хочет быть вечной. В этом и состоит ее вечная мука» или «Пока человек не сдается, он сильнее своей судьбы». Как?
Я пожал плечами.
Кто сейчас Шолохова читает? сморщился Юрка. Пипл читает Ремарка. Еще Хемингуэя. Ты же читал Хэма, «Прощай оружие»?
Читал. Странно только, что Хемингуэя не издают. «Прощай оружие» издано еще до войны, «Фиеста» тоже.
Не знаю. Если не издают значит не вписался в идеологию. Мне, например, нравится, что он свободный человек, и ответственность держит только перед самим собой, ничего не боится и не оглядывается, чего не скажешь о нас. Это свой чувак.
Я давно прочитал рассказ, если это можно было назвать чтением, потому что у меня как-то естественно сложилось так, что я смотрю на текст «по диагонали» и воспринимаю всю страницу, как единое целое, которое умещается в моей голове в течение пяти или десяти секунд. После потери дара к особому восприятию, я читал тексты также быстро, хотя у меня пропала способность фотографически запечатлевать страницу, которую я мог «вытащить» из своей памяти и воспроизвести с точностью до запятой. Но и эта способность теперь возвращалась ко мне, о чем говорили спонтанные вспышки в моем мозгу, когда я переворачивал страницу не через десять секунд, а через три или четыре.
Мы сидели молча, и это нас не напрягало. Не знаю, что ощущал при этом Юрка, но я отдыхал от ежедневной суеты нашего человеческого бытия, и ко мне в такие часы отрешения возвращались духовные силы.
Но в памяти опять всплыл Шолохов. «Если он не автор книг, на которых стоит его имя, думал я, значит он бесчестный человек, который украл труд и славу другого, гениального человека. И как после этого жить? Говорят, что Шолохов сильно выпивает, и в своё время в нетрезвом виде умудрялся заявляться даже к Сталину Совесть? Но тогда откуда его абсолютная уверенность в исключительности своего таланта, которую он прекрасно осознавал?»
Юр, сказал я. Я опять о Шолохове. Мне вспомнилась история, которую он как-то сам кому-то рассказывал. Русский военнопленный бежал из лагеря. Всю Польшу прошел, Украину, вышел к Днепру, а за рекой уже были наши. Поплыл, и вот, когда до берега уже оставалась самая малость, наши кричат ему: «Стой, кто идет?» А какое там отвечать, когда еле руки двигаются, да, наверно, и воды нахлебался. Да и пальнули в бедолагу.