Господи прошептал император. Укрепи меня Обрати на меня, недостойного, вновь взор очей твоих. Дай мне знак.
Но знака не было. Заслышав в передней осторожные шаги графа, император торопливо закрыл шкатулку и вернул ее на место.
Глава первая Вечер пятницы идет не по плану
Корнета Вихрова, дежурившего в приемной, хлопнул по плечу и спросил о здоровье его матушки. Тот в ответ вытянулся в струнку и отрапортовал, что с матушкой все благополучно, а вот унтер-офицерская вдова Занозина приходила уже в третий раз и все с прошением относительно того, что ее жильцы практикуют черную магию. А именно бормочут слова на непонятном языке, а недавно говорили о том, как резали какую-то лягушку.
Так у нее студенты-медики живут, ответил Герман, зевнув. Мы же еще в прошлый раз выясняли. Студент Ерголин приехал на каникулы с двумя приятелями.
Так точно, отрапортовал Вихров. Однако циркуляр номер сто двадцать четыре че эм требует проведения повторной проверки в случае повторного заявления о внешнем воздействии, даже если первичное не подтвердилось, а кроме того
Герман вздохнул и жестом остановил корнета. Ему стало даже немножко жалко парня: закончив кадетский корпус, он привык там к жесткой дисциплине, и попади он к такому же дисциплинированному начальнику (вот хоть бы к ротмистру Трезорцеву), был бы за это вознагражден. Германа же он только раздражал своей пунктуальностью.
А кроме того, распыление сил на проверку заведомо недостоверных сведений тоже запрещено циркулярно, парировал Герман. Не вспомню вот только сейчас сходу номер. Так что сидите, корнет, и работайте.
Но у меня текущей работы нет, так что
А если появится? А если сейчас убийство, бунт, возмущение, а вы в отлучке, показания сумасшедшей старухи проверяете? Сидите на месте и будьте наготове, это приказ.
Корнет в ответ на это молча кивнул, как бы говоря: «Я возмущен тем, как мой начальник манкирует служебной дисциплиной, но возражать не смею, так как сам свято чту субординацию». Ну, и ладно.
Губернского секретаря Нагулькина, сидевшего за столом напротив корнета, Герман спросил уже о его собственном здоровье, так как секретарь, краснорожий и нескладный, явно был с сильного похмелья. Этот, наоборот, услышав о том, что показания вдовы перепроверять не надо, только удовлетворенно промычал. В его состоянии даже сидеть за столом было трудновато, не то что ехать куда-то и с кем-то разговаривать.
«Вот же свинья, нарезался еще в четверг», подумал Герман, поморщившись. «Не мог дождаться пятницы. Вот я, например, дождался, и сегодня непременно нарежусь. Всему свое время».
Таким образом, проинспектировав своих подчиненных а это были все его подчиненные, если не считать Рождествина поручик Брагинский удостоверился, что дела вверенного ему отделения обстоят не то, чтобы хорошо, но примерно как обычно. Удовлетворенный этим обстоятельством, он прошествовал по скрипучей лестнице н второй этаж, где располагался его кабинет.
В кабинете уже сидел поручик Рождествин, с невозмутимым видом начищал пуговицы на мундире. Завершив это занятие, он взглянул в висевшее напротив его стола зеркало и, кажется, остался доволен.
Доброе утро, поручик! проговорил Герман. Сегодня дел никаких нет, я вижу.
Откуда же им взяться в этой дыре? проговорил Рождествин с видимым удовлетворением.
После этого приступили к обычным утренним занятиям. Эльф продолжил проводить в порядок униформу, и без того на взгляд Германа безукоризненную, Герман же рисовал в блокноте для записи показаний эпическое похабное полотно с участием нескольких красавиц из высшего света, которых ему доводилось видать. Сюжет полотна был навеян впечатлениями от вечера в поместье баронессы фон Аворакш, который он имел удовольствие посетить летом.
Затем отправили Вихрова в ближайший трактир за обедом, заказали между прочим и бутылочку красного вина, дрянного, конечно, ну уж какое есть в этой глуши. Употребили это все должным образом и принялись коротать время до законного часа окончания занятий.
Скука, промолвил Герман, сев за стол, потянувшись и закуривая трубку, к которой в последнее время пристрастился. Хоть бы убили кого. Чувствую, что превращаюсь в какую-то провинциальную калошу: штос, кабак. Осталось только жениться на дочке исправника и наделать детишек. Если меня продержат здесь еще хотя бы год, то, боюсь, этим и кончится.
А я думаю, нам с вами нужно какое-то время побыть не на виду, проговорил глубокомысленно эльф, рассматривая стоявшую возле Германова стола бутылку из-под вина. Пока пыль не уляжется.
Да уже наверняка десять раз улеглась, ответил Герман. Раз никто из нас пока не арестован, значит, наши недоброжелатели про нас благополучно забыли. Боюсь только, что господин Оболенский про нас тоже забыл.
Это вряд ли, ответил Рождествин с равнодушным выражением лица. Этакое, пожалуй, забудешь.
Ну, уж как бы там ни было, а я после отбоя сразу в кабак Великолукского, произнес Герман, положив ноги на стол. Ресторана приличного здесь нет, а в Тверь ехать недосуг. Однако же и отбивные у него приличные, да и вино. Ну, а потом по обстоятельствам, может быть, к мадам Зайонц. Говорят, у нее новые девочки. Вы со мной, а, поручик?