Вы тоже в гостиницу?
Нет, мы обычно живем в замке. Коллеги из издательства,с которыми мы сотрудничаем, купили средневековый замок.
Я моментально представила большие каменные холодные залы мрачного, хранящего вековые тайны замка. Поёжилась: Не страшно?
Что вы имеете в виду?
Ну, как что, средневековые замки хранят много тайн, аэти тайны, как известно, охраняются духами. Представьте себе, что дух какого-нибудь польского короля, явится вам в своём средневековом бархатном костюме и скажет леденящим шёпотом: «Вон отсюда, вассалы, это моя спальня!»
Они рассмеялись. Даже тот, другой, насупленный, слегка оттаял. Тонкая корочка льда постепенно превратилась в воду. Мы разговорились.
Яркие мигающие рекламы, освещённые витрины многочисленных ресторанов, кафе, магазинов притягивали взгляд, очаровывали и удивляли многообразием цветовой гаммы и смелого дизайна. С приближением рассвета гасли уличные фонари, Варшава просыпалась, рекламы блёкли в дневном свете.
Это одна из центральных улиц, а вот «приличный» отель,который мы рекомендуем, сказал один из них, ставя мой чемодан на землю. Дальше вы сами.
И многозначительно добавил:
У вас всё получится.
Большое спасибо, ответила я, желаю удачи.
Помахав мне, они исчезли за углом, и я осталась одна в огромном городе чужой страны, с кожаным чемоданом в руке, посреди улицы, вдруг впервые ощутив лёгкий холодок страха, но быстро подавила его и, с трудом открыв неподатливые двери, робко вошла в вестибюль.
Глава 2
Моим домом временно стал одноместный номер в отеле «Полония» в самом центре Варшавы с унылым видом на хозяйственную часть двора. Лучи солнца, должно быть, не проникали сюда ни в одно из времён года. Это окно вечно оставалось в тени серых стен по обе стороны двора, создающих некое подобие коридора. Ни одна птица, замёрзнув, не прилетала погреться или почистить пёрышки, на виднеющийся кусочек рыжей черепичной кровли с вентиляционной трубой.
Эрих Мария Ремарк любил размещать героев своих романов эмигрантов из разных стран в отелях сомнительного класса. Им, беднягам, приходилось почти всю свою эмигрантскую жизнь прозябать в безвкусно обставленных апартаментах частных пансионов и гостиниц.
Представить себя одним из персонажей его книг мне не удавалось образ получался размазанным: нет куража, отсутствуют стервозность и черты, характеризующие яркую личность.
Уезжая из дома, психически я была подготовлена на мытарства по белу свету. Я была готова считаться с издержками и неожиданностями, которые преподнесёт мне чужбина. Каковы они будут, я, естественно, не могла даже предположить, но, что будут, знала точно, словно уже когда-то
в другой жизни пережила всё это, а сейчас только шла по своему же следу, ведомая больше Провидением, нежели здравым смыслом.
* * *
Если бы набраться смелости, отодвинуть оконные засовы и выпорхнуть наружу, насладиться безграничным простором, вкусить пьянящее чувство полёта и призрачное счастье свободы! Но, опершись о подоконник, я долго всматриваюсь в голубой клочок неба с лёгкими перистыми облаками, и мои мысли летят, как птицы, далеко... далеко...
И вот я уже в своей квартире, собираю вещи в дорожную сумку. В чёрный пластиковый мешок бросаю толстые, туго стянутые резинками, пачки русских рублей в купюрах высокой номинации.
Машина стоит от дома рукой подать, но никто даже догадаться не должен, что я еду в далёкий путь. Сумку с вещами бросаю в багажник, на заднее сидение шубу (холодны сентябрьские ночи), запасаюсь водой, едой и бензином. Стараюсь не думать о том, что никогда не меняла колеса в машине и что мои технические знания относительно внутренней части автомобиля ограничиваются тем, что легко отличаю аккумулятор от трамлёра и радиатора.
Климат в наших краях непредсказуем, тем более, в третьей декаде сентября: небеса могут высыпать на головы, хотя и привыкшие к любому коварству погоды, преждевременную порцию снега или ещё чего-нибудь мокрого и холодного. Первые снежинки обычно начинают робко лететь в последних числах первой декады октября, в конце октября уверенно порошит снежок, а в ноябре ложится плотным покровом.
Солнечный сентябрьский день, три часа пополудни, впереди дорога длиною в две тысячи двести километров... и Москва...
Ослепительно-пурпурный диск заходящего солнца висит над дорогой, молча таящей мелкие и крупные ловушки, как то: ухабы, ямы и колдобины, коварно подстерегающие залётного автомобилиста.
Включаю музыку, чтобы притупить снедающую душу жажду общения с живым существом.
Захватывающую дух красоту Уральских гор скрывает пелена надвигающейся пасмурной ночи. Начинает сеять лёгкий первый снежок, припорашивая чёрный асфальт уходящей круто в горы автомобильной дороги.
Внезапно, без причины, нажимаю на тормоз, и машина становится неуправляемой, её несёт на встречную полосу, а затем, с невероятной быстротой в кювет, на стоящий у отвесно высеченной скалы, тёмно-зелёный грузовик. Столкновение с грузовиком неминуемо при такой скорости, время отсчитывает доли секунды, от страха я закрываю глаза, но «Ласточка» чихнув, глохнет, попадая в спасительную яму перед грузовиком. Её ещё несколько раз раскачивает, как детскую колыбельку. Я открываю глаза. Сижу ни жива, ни мертва. Вдалеке, возле «Волги», прозванной в народе «Овцебык», крутятся два черноголовых силуэта. Одного взгляда достаточно: горцы с Кавказа. В подсознании проносится мысль: «Только бы не заметили!»