Пешком направился к Расселу. Автомобильный насос у него нашелся. Вот это уж просчет с их стороны. Но я все еще не мог поверить, что она настолько обнаглела. Просто не укладывалось в голове. Не знаю почему, но я никак до сих пор не усвою, что женщина способна на все. Ладно, думаю, забудем на минуту, что мы чувствуем друг к другу, поговорим спокойно. Я бы по отношению к тебе не смог так поступить. Какую б на тебя ни держал обиду. Что ни говори, а родство есть родство. И дело тут не в шуточке, на которую восьмилетний малыш и то способен, а в том, что ты родного дядю выставила на посмешище вперед пижоном в красном галстучке. Наезжают к нам сюда, чтоб облапошить, и дальше на кой им тут засиживаться у вахлачья, как они нас считают. Что правда, то правда, он у меня тут не засидится. Да и она тоже. Если ты так, то скатертью дорожка, можешь хоть и домой не заезжая.
У фермы Рассела я остановился, вернул ему насос и поехал дальше в город. Зашел в аптеку, выпил кока-колы, а оттуда на телеграф. К закрытию биржи курс упал до 12.21, на сорок пунктов. Помножь пять долларов на сорок и купи себе ума на эту сумму, а она тебе тут будет петь: мне обязательно надо, мне без них нельзя. Очень жаль, скажу ей, но обратись к кому-нибудь другому, а у меня нет я слишком занят был, некогда было деньги зарабатывать.
Стою и только гляжу на него.
Я вам сообщу новость, которая вас крайне удивит, говорю. Представьте, меня интересует курс на хлопковой бирже, говорю. Вам это и в голову не приходило никогда, не правда ли?
Я сделал все, что мог, чтобы вручить ее вовремя, говорит. Дважды посылал в магазин и домой к вам звонил, но никто не знал, где вы, говорит и роется в ящике.
Вручить что? спрашиваю. Подает мне телеграмму. Она когда получена?
спрашиваю.
В половине четвертого, говорит.
А сейчас десять минут шестого, говорю.
Я пытался вручить ее вовремя, говорит, но не мог нигде вас найти.
А я при чем? говорю. Распечатал ее, просто интересно глянуть, какую ложь они мне испекли на этот раз. Туговато, видимо, беднягам, если приходится им из Нью-Йорка в штат Миссисипи тянуть лапу, чтобы уворовать десять долларов в месяц. Продавайте, советуют. Ожидаются колебания курса общей тенденцией к понижению. Не впадайте панику связи правительственным отчетом.
Во сколько такая писулька могла обойтись? спрашиваю. Сказал.
Она оплачена отправителем, добавил.
Премного им обязан, говорю. И без них знал. Пошлите-ка им вот что, с оплатой получателем, говорю и беру бланк. Покупайте, пишу. Биржа накануне резкого поднятия. Колебания целью подловить дюжину-другую свеженьких провинциальных сосунков. Не впадайте панику. Вот. С оплатой получателем, говорю.
Пробежал глазом, потом на часы.
Биржа закрылась час назад, говорит.
Ну, говорю, я тут тоже ни при чем. Я этой музыки не сочинял, я только позволил втянуть себя на небольшую сумму понадеялся, что телеграфная компания будет держать меня в курсе.
Мы вывешиваем сводку сразу же по получении, говорит.
Да ну, говорю. А в Мемфисе каждые десять секунд на доске новая, говорю. Я всего на шестьдесят семь миль не доехал туда днем.
Так хотите, чтоб я передал это? спрашивает.
Все еще не изменил намерения, говорю. Написал вторую телеграмму и отсчитал за нее деньги. И эту тоже. Не спутайте только «покупайте» с попугаем.
Я вернулся в магазин. С конца улицы опять оркестр доносится из балагана. Замечательная вещь сухой закон. Бывало, в субботу приезжает семейство фермерское в город сам при башмаках, остальные босиком, и шествуют улицей в пересыльную контору за своим заказом; теперь же все являются босые, включая «самого», и прямиком к балагану, а торговцы стоят в дверях лавок и только смотрят, все равно как тигры в клетках в два ряда. Эрл говорит:
Надеюсь, ничего серьезного не случилось?
Чего? говорю. Он взглянул на свои часы. Потом подошел к дверям и сверил с башенными, что на здании суда. Вам бы надо часики ценой в один доллар, говорю. Тогда не обидно хоть будет сверять каждый раз.
Чего? говорит.
Ничего, говорю. Надеюсь, я не затруднил тут вас своим отсутствием.
Народу было не особо, говорит. Все там на представлении. Так что все в порядке.
А если не в порядке, говорю, то вы знаете, как поступить.
Я сказал, все в порядке, говорит.
Я не глухой, говорю. А если не в порядке, то вы знаете, как поступить.
Ты что, уволиться желаешь? говорит.
Хозяин здесь вы, говорю. Мои желания в расчет не принимаются. Только не воображайте, что вы держите меня здесь из милости.
Ты был бы неплохой работник, Джейсон, если бы хотел, говорит.
По крайней мере, свою работу я исполняю, а в чужие дела носа не сую, говорю.
Не пойму, зачем ты так напрашиваешься на увольнение, говорит. Знаешь ведь, что в любое время можешь уйти по-хорошему и мы расстанемся друзьями.
Потому я, может, и не ухожу, говорю. Пока что я свои обязанности выполняю, даром жалованья не беру. Я пошел в заднюю комнату, выпил воды и вышел на крыльцо. Джоб кончил с культиваторами все-таки. Тихо во дворе, и скоро голове стало легче немного. Слышно, как в балагане запели, а вот опять оркестр. А ну их, пусть хоть до последнего цента обирают округ, не с меня ж они дерут. Я свое сделал; в моем возрасте надо уже знать, когда махнуть рукой и отойти, иначе будешь просто-напросто дурак. Тем более какое мне дело. Будь она мне дочь, тогда разговор другой, тогда бы ей не до того было, она бы у меня тоже трудилась на прокорм нашего сборища инвалидов, кретинов и нигеров, потому что я просто постеснялся бы ввести жену в наш дом. Я слишком уважаю человека. Я-то мужчина и способен выносить, притом они родня мне, и я желал бы посмотреть, какого цвета глаза будут у того, кто неуважительное слово посмеет сказать про женщину, мою приятельницу, именно добропорядочные этим-то и занимаются. Найдите мне такую из добропорядочных и церковь посещающих, чтоб была хоть вполовину такая честная, как Лорейн, даром что прости-господи. Попробовал бы я жениться, говорю, то-то бы вы взвились, скажете, нет? А она мне: я хочу, чтобы ты был счастлив, завел бы семью, не тратил бы свою жизнь в каторжном труде на нас. Вот скоро уж я уйду навеки, и тогда ты женишься, но тебе не найти женщину, достойную тебя. Как же, говорю, женись я только. Да вы