Женщина смотрела на ребенка, оправляя одеяло у личика.
Выспитесь, сказал Хорес, а утром я буду у вас.
Они миновали тюрьму прямоугольное здание, резко испещренное тусклыми полосками света. Лишь центральное окно, перекрещенное тонкими прутьями, было настолько широким, что его можно было назвать окном. К нему прислонялся негр-убийца; внизу вдоль забора виднелся ряд непокрытых и в шляпах голов над широкими натруженными плечами, в мягком бездонном вечернем сумраке низко и печально звучали голоса, поющие о небесах и усталости.
Да вы не волнуйтесь. Все понимают, что это не Ли. Они подъехали к отелю, перед ним на стульях сидели коммивояжеры и слушали пение.
Я должна заговорила женщина.
Хорес вылез из машины и распахнул дверцу. Женщина не двинулась. Послушайте, я должна сказать
Да, сказал Хорес, подавая ей руку. Знаю. Я приду рано утром.
Он помог женщине вылезти. Они вошли в отель и подошли к конторке, коммивояжеры оборачивались и разглядывали ее ноги. Пение, приглушенное стенами и светом, слышалось и там.
Пока Хорес говорил с портье, женщина с ребенком на руках молча стояла рядом.
Послушайте, сказала она. Портье с ключом пошел к лестнице. Хорес тронул женщину за руку, направляя за ним. Я должна вам кое-что сказать.
Утром, ответил Хорес. Я приду пораньше, сказал он, поворачивая ее к лестнице. Но женщина упиралась, не сводя с него взгляда; потом высвободила руку, развернувшись к нему лицом.
Ну, ладно, сказала она. И заговорила ровным, негромким голосом, чуть наклоняясь к ребенку. У нас совсем нет денег. Сейчас все объясню. Последнюю партию Лупоглазый не
Да-да, сказал Хорес, утром это первым делом. Я приду к концу вашего завтрака. Доброй ночи.
Хорес вернулся к машине, пение все продолжалось.
Домой, Айсом, сказал он. Они развернулись и снова поехали мимо тюрьмы, мимо прильнувшей к решетке фигуры и голов вдоль забора. На стене с решеткой и оконцами неистово трепетала и билась от каждого порыва ветра рваная тень айланта; позади утихало пение, низкое и печальное. Машина, едущая ровно и быстро, миновала узкую улочку.
Послушай, сказал Хорес, куда это ты
Айсом затормозил.
Мисс Нарцисса велела привезти вас обратно.
Ах вот как? сказал Хорес. Это очень мило с ее стороны. Можешь передать ей, что отменил ее решение.
Айсом отъехал назад, свернул в узкую улочку, потом в кедровую аллею, свет фар вонзился в туннель косматых деревьев, словно в черную глубину моря, словно в среду заблудившихся призраков, которым даже свет не мог придать окраски. Машина остановилась у двери, и Хорес вышел.
Можешь передать, что я ушел не к ней, сказал он. Сумеешь запомнить?
XVII
Иногда он пел и днем, уже в одиночестве, если не считать неторопливых прохожих, оборванных мальчишек и людей у гаража напротив.
Прошел еще один день! Места в раю тебе нет! Места в аду тебе нет! Места в тюрьме белых людей тебе нет! Черномазый, куда ты денешься? Куда ты денешься, черномазый?
Хорес каждое утро посылал с Айсомом в отель бутылку молока для ребенка. В воскресенье он поехал к сестре. Женщина осталась в камере Гудвина, она сидела на койке, держа ребенка на коленях. Ребенок по-прежнему лежал в дурманной апатии, сжав веки в тонкий полумесяц, только в тот день то и дело судорожно подергивался и болезненно хныкал.
Хорес вошел в комнату мисс Дженни. Сестры там не было.
Гудвин отмалчивается, сказал Хорес. Затвердил одно: «Пусть докажут, что это я». Говорит, улик против него не больше, чем против ребенка. Выйти на поруки он отказался б, даже если бы мог. Говорит, в тюрьме ему лучше. Пожалуй, так оно и есть. Дела его в той усадьбе уже кончены, даже если б шериф не нашел и не разбил котлы
Котлы?
Перегонный куб. Когда Гудвин сдался, они стали рыскать повсюду, пока не нашли его винокурню. Все знали, чем он занимается, но помалкивали. А стоило ему попасть в беду, тут же на него напустились. Те самые добропорядочные клиенты, что покупали у него виски, бесплатно пили то, что он подносил, и, возможно, пытались соблазнить его жену у него за спиной. Слышали б вы, что творится в городе. Баптистский священник сегодня утром говорил о Гудвине в проповеди. Не только как об убийце, но и как о прелюбодее, осквернителе свободной демократически-протестантской атмосферы округа Йокнапатофа. Насколько я понял, он призывал к тому, что Гудвина надо сжечь с этой женщиной в назидание ребенку; ребенка следует вырастить и обучить языку с единственной целью внушить ему, что он рожден в грехе людьми, сожженными за то, что его породили. Боже мой, как может человек, цивилизованный человек, всерьез
Это же баптисты, сказала мисс Дженни. А как у Гудвина с деньгами?
Немного есть. Около ста шестидесяти долларов. Деньги были спрятаны в жестянку и зарыты в сарае. Ему позволили их выкопать. «Ей хватит, говорит он, пока все не закончится. А потом мы уедем отсюда. Давно уже собираемся. Если б я послушал ее, нас давно бы уже здесь не было. Умница ты», говорит он ей. Она сидела рядом с ним на койке, с ребенком на руках, он потрепал ее за подбородок.
Хорошо, что среди присяжных не будет Нарциссы, сказала мисс Дженни.