Утром он опять ушел, потом вернулся, велел запрягать и собираться, а он нас встретит и, когда они ушли, говорит:
У тебя, верно, нет больше денег.
Пибоди дал мне только за гостиницу расплатиться, я сказал. Нам ведь больше ничего и не надо?
Да, сказал папа, да. Нам ничего не надо. А сам стоит и не смотрит на меня.
Если что-то надо, я думаю, Пибоди нам сказал я.
Нет, сказал он. Больше ничего. Вы подождите меня на углу.
Ну, вывел Джул упряжку, пришел за мной, уложили меня в повозке на тюфяк и поехали через площадь к углу, где папа велел ждать, ждем в повозке, Дюи Дэлл с Вардаманом бананы едят, потом видим, они идут по улице. У папы вид виноватый, но как бы задиристый, словно что-то натворил и знает, что маме это не понравится а в руке чемоданчик, и Джул спрашивает:
Кто это?
Тут мы видим, что изменил его не чемоданчик вовсе лицо изменилось, и Джул говорит:
Зубы вставил.
И точно. Кажется, на фут вырос, голову держит высоко, сам виноватый, но гордый, а потом увидели за ним ее, тоже с чемоданчиком, женщина с утиной фигурой, вся наряженная, глаза выпуклые и смотрят твердо: мол, попробуй что скажи. Мы сидим и глядим на них, Дюи Дэлл и Вардаман с раскрытыми ртами и недоеденными бананами в руках, а она выходит из-за папы и смотрит на нас с этаким вызовом. И тут я вижу, что чемоданчик у ней в руке как раз такой маленький граммофон. И точно, оказался граммофон, запертый и аккуратненький, как на картинке, и каждый раз, когда придет по почте новая пластинка, а мы сидим зимой дома и слушаем ее, я думаю: как нехорошо, что Дарл не может с нами порадоваться. Но для него же так лучше. Этот мир не его мир; эта жизнь не его жизнь.
Тут, значит, Кеш, Джул, Вардаман и Дюи Дэлл, говорит папа, виноватый, но гордый, с новыми зубами и прочим, хотя на нас не смотрит. Познакомьтесь с миссис Бандрен.
СВЯТИЛИЩЕ роман
I
Родник бил из-под корней бука и растекался по извилистому песчаному ложу. Его окружали густые заросли тростника и шиповника, кипарисов и эвкалиптов, сквозь них пробивались лучи невидимого солнца. Притаившаяся где-то рядом птичка прощебетала три раза и смолкла.
Пришедший пил, касаясь лицом своих бесчисленных дробящихся отражений. А когда оторвался, заметил среди них колеблющееся отражение шляпы Лупоглазого, хотя перед этим не слышал ни звука.
Подняв голову, он увидел невысокого человека, держащего руки в карманах пиджака, с губы его косо свисала сигарета. На нем был черный костюм с тесным, приталенным пиджаком. Штиблеты и подвернутые брюки были заляпаны грязью. Лицо у него было странного бескровного оттенка, словно освещенное электрической лампой; в солнечной тишине эта фигура с заломленной набок шляпой и чуть оттопыренными локтями казалась плоской, словно бы отштампованной из жести.
Позади него птичка запела опять, снова прощебетала три раза: незамысловатый, проникновенный звук раздался в мирной, безмятежной тишине, тут же воцарившейся вновь, словно бы оградив это место от всего мира, но вдруг ее нарушил рокот автомобиля, который пронесся по шоссе и затих вдали.
Пришедший стоял у родника на коленях.
В кармане у вас, очевидно, пистолет, сказал он.
Лупоглазый разглядывал его словно бы двумя черными кнопками из мягкой резины.
Спрашиваю я, сказал Лупоглазый. Что там у тебя в кармане?
Из карманов переброшенного через руку пиджака выглядывали смятая фетровая шляпа и книга. Пришедший потянулся к нему.
В котором?
остов, мрачно и твердо вздымающийся посреди кедровой рощи. Это был своего рода памятник, известный под названием усадьбы Старого Француза, плантаторский дом, выстроенный еще до Гражданской войны посреди хлопковых полей, садов и газонов, уже давно превратившихся в джунгли; окрестные жители в течение пятидесяти лет растаскивали его на дрова и рыли землю с возникавшей то и дело тайной надеждой в поисках золота, по слухам, закопанного хозяином где-то в усадьбе, когда в дни Виксбергской компании генерал Грант проходил через округ.
На стульях в углу веранды сидели три человека. Из глубины открытого коридора виднелся яркий свет. Коридор тянулся через весь дом. Лупоглазый поднялся по ступенькам, сидящие уставились на него и на спутника.
Это профессор, бросил им на ходу Лупоглазый и свернул в коридор. Не останавливаясь, он прошагал по задней веранде и вошел в комнату, где горел свет. То была кухня. У плиты стояла женщина в линялом ситцевом платье и грубых мужских башмаках на босу ногу, незашнурованных и шлепающих при ходьбе. Она взглянула на Лупоглазого, потом снова повернулась к плите, где шипела сковородка с мясом.
Лупоглазый встал у двери. Косо надвинутая шляпа прикрывала его лицо. Не вынимая пачки, он достал из кармана сигареты, сунул в рот и чиркнул спичкой о ноготь большого пальца.
Там гость, сказал он.
Женщина не обернулась. Она переворачивала мясо.
А мне-то что? ответила она. Я не обслуживаю клиентов Ли.
Это профессор, сказал Лупоглазый.
Женщина обернулась, железная вилка замерла в ее руке.
Кто?
Профессор, повторил Лупоглазый. У него при себе книга.
Что ему здесь надо?
Не знаю. Не спрашивал. Может, будет читать свою книгу.