Залезай, Джул, говорю я. Давай. Поехали отсюда.
Но он не лезет. Он ставит ногу на вращающуюся ступицу заднего колеса и, держась одной рукой за стойку, заносит в повозку другую ногу; ступица плавно вращается у него под подошвой, а он садится на корточки и смотрит прямо вперед, неподвижный, сухой, с деревянной спиной, словно вырезанный целиком из сухого дерева.
КЕШ
И папа сказал:
Видно, больше нечего делать.
А Джул сказал:
Хочешь, сейчас его укоротим?
Укоротим?
Поймаем и свяжем, сказал Джул. Или будешь дожидаться, когда он повозку с мулами подожжет к чертям?
Но это было ни к чему.
Это ни к чему, сказал я. Похороним ее и тогда уж. Человеку сидеть под замком до конца дней пусть получит напоследок хоть какое удовольствие.
По-моему, он должен быть там с нами, говорит папа. Видит Бог, мне досталось испытание. Беда идет, другую ведет.
Я иногда задумываюсь, кто имеет право решать, нормальный человек или ненормальный. Иногда мне кажется, что нет между нами совсем нормального и совсем ненормального, и кто он есть мы договариваемся и решаем. Выходит, не то важно, что человек делает, а то, как большинство людей посмотрит на его дела.
Уж больно крут с ним Джул. Конечно, ведь это Джулова коня продали, чтобы довезти ее до города, и, можно сказать, Дарл хотел сжечь стоимость его коня. Но я не раз думал и до того, как переправились через реку, и после, что Бог оказал бы нам милость, если бы забрал ее из наших рук и Сам как-либо ей распорядился, и мне казалось, что Джул шел против воли Божьей, когда старался вытащить ее из реки, а когда Дарл рассудил, что кому-нибудь из нас надо что-то делать, я порой думаю, что он поступил правильно. Но если человек поджигает чужой сарай, подвергает опасности скот, губит имущество, для этого, по-моему, нет оправданий. Вот когда я считаю человека ненормальным. Вот когда он не может смотреть на вещи, как остальные люди. И тогда, по-моему, с ним надо поступать так, как большинство людей считает правильным ничего другого не остается.
А все-таки стыдно. Люди, похоже, отошли от старой правильной заповеди, которая говорит: гвозди вгоняй по шляпку и края затесывай чисто, как будто строишь для себя, для своего удобства. А люди, они ведь как у одних вроде ровные, красивые доски, хоть суд из них строй, а у других кругляк корявый, на курятник только годится. Но лучше построить крепкий курятник, чем худой суд, а крепко строят или худо так то не ради удовольствия своего или неудовольствия.
Мы поехали по улице к площади, и он сказал:
Надо сперва Кеша отвезти к доктору. Оставим его там, а потом вернемся.
В том-то и дело. Мы-то с ним родились почти что подряд, а Джул, Дюи Дэлл, Вардаман стали появляться только лет через десять. Конечно, и они мне родные, но не знаю. А я старший и думаю, как же он мог это сделать? не знаю.
Папа смотрел на меня, потом на него, жевал ртом.
Поехали, я сказал. Сперва это сделаем.
Ей бы хотелось, чтобы мы все там были, говорит папа.
Сперва Кеша отвезем к доктору, сказал Дарл. Она подождет. Она уже девять дней ждала.
Не понимаете вы, говорит папа. С кем ты был молодым, и ты в ней старился, а она старилась в тебе, видел, как подходит старость, и мог услышать от нее, что это не важно, и знал, что это правда жизни, всех наших горестей и тягот. Не понимаете вы.
Нам еще выкопать надо, я говорю.
Тебе и Армстид и Гиллеспи сказали: дай знать вперед, говорит Дарл. Кеш, хочешь, сейчас поедем к Пибоди?
Нет, я сказал. Теперь совсем отпустило. Все надо делать по порядку.
Если бы было выкопано, говорит папа. А мы и лопату забыли.
Да, сказал Дарл. Я пойду в скобяной магазин. Придется купить.
Она денег стоит, говорит папа.
Что же, пожалеешь для нее? говорит Дарл.
Иди покупай лопату, сказал Джул. Ну-ка, дай мне деньги.
Но папа не остановился.
Лопату,
я думаю, достанем, сказал он. Есть же здесь христиане.
Так что Дарл остался, и мы поехали дальше, а Джул сидел на корточках на задке и смотрел Дарлу в затылок. Он был похож на бульдога это такая собака, которая не лает, а сидит на веревке и только смотрит, на кого задумала броситься.
Так он сидел все время, что мы стояли перед домом миссис Бандрен, слушал музыку, твердыми белыми глазами смотрел в затылок Дарлу.
Музыка играла в доме. Граммофон ее играл. Прямо как живой музыкальный оркестр.
Хочешь, поедем к Пибоди? спросил Дарл. Они тут подождут и скажут папе, а я отвезу тебя к Пибоди и вернусь за ними.
Нет, я сказал.
Надо похоронить, коль мы уже так близко и только ждем, когда папа лопату одолжит. Он ехал по улице, пока мы не услышали музыку.
Может, здесь найдется, сказал он. Он остановился у дома миссис Бандрен. Словно знал наперед. Думаю порой: хорошо бы работящий человек видел работу так далеко вперед, как ленивый видит лень. И вот, словно наперед знал, остановился он перед этим новым домиком, где играла музыка. Мы ждали и слушали. Думаю, он мог бы выторговать у Сюратта такую вещь за пять долларов. Утешительная штука, эта музыка. Может, здесь найдется, папа говорит.
Ну что, Джул сходит, спрашивает Дарл, или лучше мне, думаешь?