Ого! А это что-то новенькое. Обычно местные лекари стараются лечить больного даже тогда, когда сами не понимают, чем он болеет. В данном же случае Разумовский выразился так, будто и вовсе не видит смысла в его лечении.
А кто пострадавший? поинтересовался я.
Роман Васильевич Кастрицын, ответил Разумовский. Он преподаёт нашим студентам основы борьбы с некротикой. Очень способный лекарь. Боевой, я бы даже сказал. Учитывая то, через что вам пришлось пройти, думаю, он бы с радостью с вами познакомился.
Раз он работает с некротикой, значит, есть риск, что его ею и заразили? поинтересовался я.
Однозначно нет, ответил Александр Иванович. Я уже проверил его нашими лекарскими кристаллами. Бесполезно. Они не резонируют. Значит, некротики в его теле нет. Думаю, его постигла совсем другая участь.
Как раз в этот момент наша карета остановилась. Главный губернский госпиталь Саратова находился неподалёку от вокзала. Рядом с ним располагалась академия, где и воспитывались юные лекари.
Пойдёмте, Алексей Александрович, господин Кастрицын лежит в моём госпитале, на втором этаже, сказал он. Кстати, не беспокойтесь. Как только закончим, я лично провожу вас до вашей служебной квартиры. Мне искренне неудобно, что я втянул вас в это, но я не хочу потерять своего коллегу и доброго друга.
Расслабьтесь, Александр Иванович, спокойно сказал я. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь ему.
Мы поднялись на второй этаж госпиталя. За нашими спинами автоматически зажигались десятки тусклых магических фонарей.
Палата Кастрицына располагалась в самом конце госпиталя. Видимо, лекари не хотели, чтобы их коллегу кто-то видел в таком состоянии.
Ох, Александр Иванович! воскликнул выбежавший из палаты молодой лекарь. Судя по всему, это один из студентов академии. Я уже не знаю, что делать с Романом Васильевичем. Из него льёт отовсюду!
Сколько раз его вырвало? спросил Разумовский.
Раз пять, пока вас не было. И столько же раз он опорожнил кишечник. Там уже даже фекалий нет, одна вода. Мы утки менять не успеваем! воскликнул он.
Свободны, Широков, можете пока что отдохнуть. Ваша помощь понадобится чуть позже. Мы с господином Мечниковым вас заменим, сказал Разумовский.
Студент Широков резко застыл. Даже в полумраке я заметил, как он побледнел.
М-мечников? Это тот самый Мечников воскликнул он. Тот, который сначала умер, а потом не умер и
Успокойтесь, Широков! прикрикнул Разумовский. Сейчас для этого нет времени. У вас будет возможность пообщаться с Алексеем Александровичем в другие дни.
Широков, продолжая озираться, пробежал мимо нас, после чего мы с Разумовским вошли в палату, где лежал наш больной.
Сказать, что моя клятва лекаря активировалась значит, не сказать ничего. По мозгу шарахнуло такой волной магии, что я чуть в стену не врезался.
Очевидно, передо мной человек, который уже находится одной ногой в могиле. А раз в главной лекарской организации Саратова никто не может ему помочь, значит, надежды действительно практически нет.
Остаётся только полагаться на мои знания из прошлой жизни.
Роман Кастрицын оказался крепким темноволосым мужчиной лет сорока. Чем-то он мне напоминал моего брата Кирилла. Сразу видно этот человек пережил много невзгод. В бровях и бороде виднелись редкие прожилки седых волос.
Вот только сил у Кастрицына уже почти не осталось. Его кожа иссохла, в сознание он почти не приходил. Изредка открывал глаза, но смотрел при этом куда-то в пустоту. Похоже, он даже не замечал нас с Разумовским.
Я поспешно измерил ему давление, осмотрел кожные покровы, прослушал сердце. И прогноз у меня сразу же сложился абсолютно неблагоприятный.
Давление предельно низкое, пульс зашкаливает.
У него гиповолемический шок, сказал Разумовскому я и поспешил объяснить свои слова. Он потерял слишком много жидкости. Сердечно-сосудистая система не выдерживает. Ей банально не с чем работать. Вся влага выходит через пищеварительный тракт. Сколько дней его уже так проносит?
Сегодня второй день, сказал Александр Иванович. Господин Кастрицын вернулся из командировки три дня назад и сразу же заболел.
Отлично, а вот и эпидемиологический анамнез подоспел.
Где он был? спросил я. Это принципиально важно.
Точно сказать не могу, поскольку эта информация засекречена, ответил Разумовский. Он выполнял особое задание на юге Российской Империи. Это всё, что мне известно.
Значит, есть риск, что он побывал в Азии. Может быть, даже выбирался за пределы нашей страны. Это без его показаний мы узнать наверняка не сможем.
Я уже понял, чем болен Кастрицын. И понял, почему это заболевание лекари лечить так до сих пор и не научились. Потому что инфекционные болезни открыл я, а до этого момента у них не было ни малейшего понятия о том, как нужно правильно бороться с микроорганизмами.
Холера, коротко сказал я. Вы ведь тоже о ней подумали, да, Александр Иванович?
Да, вздохнул он. Я ни с чем эту дрянь не спутаю. Мне уже приходилось с ней сталкиваться, когда я работал в другом конце Российской Империи. Только вспоминать это тошно. У меня было тридцать пациентов с такими симптомами. А спасти я смог всего двух. И то, потому что у них это заболевание протекало гораздо легче, чем у остальных.