Совершенно незачем, тётушка ухватила её за руку, испытывая всё же некоторые угрызения совести в связи с создавшимся чрезвычайным положением. Каждый должен заниматься своим делом. Моё дело сварить наваристый куриный бульон, и баста.
Весьма прискорбно, дражайшая тётушка Тереза, заявил потрясённый профессор, что в столь критический момент вы способны думать лишь о подобных вещах.
Сожалею, дорогой Фёдор, ледяным тоном парировала тётушка, но жизнь есть жизнь, и о чём бы вы тут ни разглагольствовали, а я не могу себе позволить выбрасывать тысячу форинтов на ветер. К тому же не понимаю, чем нынешний критический момент отличается от всех прочих.
Ой, смотрите-ка! используя флейту вместо указки, Дорка ткнула перед собой.
Прямо посреди разгромленного и обезлюдевшего рынка по-прежнему стоял кран. Вот только сам кран изменился: вырос, потолстел, медь сверкала меднее медного, вода капала пуще прежнего, преломляя солнечные лучи голубыми молниями. Мясник и торговка точно так же поедали, вернее, грызли друг дружку взглядами.
Кран наш! скрежетал зубами мясник.
Нет, наш! шипела сквозь зубы торговка.
Они ещё ближе склонились друг к другу, едва не соприкасаясь носами.
О чём это они? недоумевала Дорка.
Откуда мне знать? пожала плечами тётушка. Пошли своей дорогой!
Ну и рожа у тебя страхолюдная! бросила торговка обвинение прямо в лицо своему недругу.
Что-о?! взревел тот. В мои внутренние дела вздумала вмешиваться?
Какое же это внутреннее дело, ежели каждый поневоле вынужден на тебя пялиться?! Общее это дело, всех нас касается!
Думаешь, твоя рожа краше? И башка огурцом!
Ах, тебе голова моя не нравится?!
Пойдём отсюда! рванула племянницу за руку тётя Тереза.
Что ж, воевать так воевать! взмахнула большущим огурцом торговка.
Ты у меня ещё пощады запросишь! стиснул кулачищи мясник.
Зрелище не для детей, решила тётушка и ладонью заслонила Дорке глаза. Однако, к превеликому её изумлению, противники, вместо того чтобы сцепиться врукопашную, развернулись спиной друг к другу и припустили во всю прыть в разные концы рынка.
Камня на камне не останется! сыпал угрозами один.
Ни единой травинки не вырастет! вторила ему другая.
На мой взгляд пустился было в мудрствования профессор философии, но так и не успел договорить.
Огонь! грянул зычный голос.
Огонь! столь же воинственно откликнулся призыв с другой стороны.
И небо потемнело, а тётушка Тереза оглохла напрочь. И тысячи боевых снарядов взлетели ввысь. И мириады осколков посыпались на землю. И через считанные мгновенья рынок был обращён в руины.
Лишь посреди
рыночной площади отливал золотом роскошный медный кран, и алмазными каплями капала вода.
Бежим! скомандовала Дорка.
А? Что? таращилась на неё тётушка.
Устами младенца глаголет истина, поддакнул профессор.
Не слышу!
Бе-жим! надсаживалась Дорка.
Языком болтать все горазды, а дело делать так мне! с упрёком отозвалась тётушка Тереза, подхватив курицу под мышку и протянув руку девочке.
Смотрите, вон корзина! всполошённо кудкудакнул профессор. Лезем под неё, да поживее!
Тётушка Тереза даже сообразить не успела, что повинуется командам какой-то полудохлой курицы, как они все трое очутились под большущей плетёной корзиной, в каких перевозят картошку, со страхом взирая на хаос сквозь щёлки меж прутьями.
Снаружи творилось нечто неописуемое. С обеих сторон со стороны мясных рядов и овощных прилавков то и дело раздавались команды «огонь!», «пли!», в воздух взмывали зелёные огурцы, румяные яблоки, фиолетовые баклажаны и свистящими залпами летели в противника, который, в свою очередь, атаковал увесистыми мозговыми косточками, грудинками и рульками. Картофелины величиной с кулак и глянцевые пакеты с молоком сталкивались на лету с мелкими жареными судачками, раскормленными живыми карпами и толстыми батонами колбасы и падали наземь. Рынок нельзя было узнать.
Кошмар! качала головой тётушка Тереза.
Извольте слезть с моего крыла, раздался вдруг голос из глубины корзины.
Прошу прошения, дражайший Фёдор, но я даже шевельнуться не могу.
Да я и слова не сказал, пожал плечами Фёдор Минорка, если, конечно, предположить, будто бы курица умеет пожимать плечами.
Чего это они пуляют друг в друга? спросила Дорка.
Охотно объясню, только слезьте наконец с моего крыла! произнёс тот же голос, но на сей раз с раздражением.
Я же вам сказала, милейший Фёдор, что с места сдвинуться не могу! повысила голос и тётушка Тереза.
Да никто не сидит на моих крыльях! запротестовал Фёдор.
А на моём сидят! И я вам никакой не Фёдор! взвизгнул кто-то столь пронзительно, что корзина едва не опрокинулась, а беглецам пришлось зажать уши. Моё имя Эмилия, и если меня ещё хоть раз назовут Фёдором, я за себя не ручаюсь!
Тысяча извинений
А если не слезете с моего крыла, я и подавно за себя не поручусь! визжала безвестная Эмилия пуще прежнего. Дорка вертелась из стороны в сторону, покуда не углядела истеричку.
Вон она! воскликнула девочка.
Теперь и тётушка Тереза с курицей заметили некое странное маленькое существо, приткнувшееся в углу корзины. Из спины у него торчало крыло.