Сижу на краю вулкана, ноги поджал, вздыхаю. Себя не жаль, обезьянку жаль, крокодильчика жаль и морской флот жаль. Что они теперь без Борщика делать будут? И главное, у Солнышкина блины подгорят Спасения вроде бы нет. Нет спасения. Но друзья-то все-таки есть!
Вижу: летит спутник, выглядывает из него дорогой друг Перчиков.
Борщик, ты компота с собой не прихватил?
Нет, говорю.
А что здесь
делаешь?
Стихи, говорю, сочиняю.
Про что?
Про верных друзей, которые вспомнят о Борщике и снимут меня отсюда.
Так я бы снял, говорит. Только вдруг сгоришь в плотных слоях атмосферы?
Ничего, говорю, я жаростойкий, у печки привык.
Ладно, говорит, только голову прикрой сковородой, чтобы метеоритом не стукнуло. Техника безопасности. И звезды не задевай, не сбивай. Пусть светят!
Выдал мне фал, привязался я двойным родным узлом и полный вперед! Оглянулся и вздохнул: спасательный круг на самой верхушке вулкана забыл. Так и светится, так и алеет надпись Даешь!. И хорошо! Название вулкану придумывать не придется. И сомбреро слетело, но лунный колпак при мне.
Лечу и говорю себе: Даешь, Борщик! Настроение совсем другое. Отличное. Все сверху видно. Вон уже Америки. Сразу две северная и южная. Вон острова в океане. Пальмы шумят. А на одном острове небоскреб с бассейном наверху. И у бассейна кто бы вы думали? Петькин! Только объездили, только министром стал уже пузо на курорте греет! Не землетрясением же его сюда забросило.
А вон слева Черепашьи острова. Черепахи видны. У меня там такие истории были фантастика, и только!
Попали мы там в сильный туман. Гудим. Огни зажгли. Никто ничего не видит. Лезут, натыкаются на нас другие корабли. Что делать? Я быстренько выкатил из-под койки страусиное яйцо, сварганил огромную глазунью на всю сковороду, выбежал на нос, показал налево, направо все заметили. Но на всех и делить пришлось. У нас моряки своего не выпустят. Крепкозубые!
Я в этом здесь же убедился. Через день перевернуло у одного островка нашу шлюпку. Выбросились, устали, есть хочется.
Смотрю на песке горка черепашьих яиц, а возле них горячая черепашья спина. Очень горячая. Я стук, стук! Набил яиц прямо на спину! Яичница получается. Только медленно! Я и говорю:
Черепаха и есть черепаха!
А она вдруг приподнялась и говорит:
Неблагодарный, никогда не забывай, на чьей спине яичницу жаришь! И потопала в воду. Ребята за ней, брасом, кролем. Руками гребут, а зубами за яичницу держатся. Наелись!
Только вот сейчас кто-то неблагодарный очень плохо поступает. Отвратительно. Хуже, чем на вулкане! Все же отсюда видно! Вон масло в океан откачали! Вон целлофановые мешки выбросили. Это же беда, братцы матросики! Черепашки их за медуз примут. Налопаются. И конец. Нет черепашек! А их, милых, беречь надо.
Да, а кругом простор, какой простор! Какой океан! Какой ветер! Вон банановозики шлепают, бананы ребятишкам везут. Вон кто-то в одиночку на лодочке океан пересекает. Вон кит. Землячок! Узнал меня, узнал фонтанчик выбрасывает!
А дальше, в глубине, какое-то огромное животное ластами работает. Так, может быть, все-таки есть еще живые динозавры? А?
Ха-ха! А вон уже наши рыбачки показались. Огромного палтуса вытащили и японцам с ходу продают, безобразники.
А вон и японцы! В наши территориальные воды забрались, запрещенную рыбку тянут, пока наши охранники с подушкой целуются. Я как крикну:
Вы что делаете? Сейчас сковороду на вас спущу.
А они смутились, говорят:
Извини, Борщик-сан! Мы исправимся! Мы больше не будем.
Ладно, думаю. Борщик человек доверчивый.
А вот слева Япония. Фудзияма. Справа, вдали, родной берег. Японцы слева драконов запускают, к себе зовут: К нам, Борщик-сан, а я у рыбаков сверху спрашиваю:
Даешь! не видели?
Как же, говорят, вон за островом водолаза пускают.
И вижу: в самом деле внизу родная палуба. У боцмана уже от нетерпения на лысине блин шипит, а внутри чайник булькает! Разглядел меня и кричит: Ура Борщику!
Кивнул я Перчикову, опустил фал, вытащил из кармана надувных Борщиков и президентов надул на лету и спускаюсь, планирую. Спустился прямо на палубу на двух Борщиках и одном президенте, достал из рюкзака попкорн, жвачку из Диснейленда, апельсинчиков, доверил ребятам мартышку и крокодильчика, чтоб поухаживали, и бегом на камбуз. Смотрю, Солнышкин блин переворачивает, говорит:
Ну молодец, Борщик, ну молодец! Успел! В самый раз!
Напек я им блинов, намаслил, насметанил. Сидят в столовой, наворачивают. А боцман вздыхает:
Эх, Борщик! Мы ведь и котлет давно не видели. Сделал бы хоть одну на всех.
Одну ладно. Одну можно. Накрутил фарш с мексиканским перчиком, с родным чесночком. Взял противень. Слепил одну на весь противень котлету, изжарил, еще с картошечкой, с лучком. Ешьте! Дух на весь океан.
Но ведь опять неприятность. Котлета сочная, воздушная. Дали водолазу. Он наелся, обмяк. Раздулся. Не погружается! А выговор кому? Родному Борщику?
Выговор выговором, а отпускать не хотят! Команда просит, Солнышкин просит:
Останься, Борщик!
Ну а как же я останусь, у меня же дела! Я же не жду, что мне на берегу за особые заслуги, как какому-нибудь бобику, галстук повяжут или впрямь орден дадут. Но люди ждут или нет а вот собачки уже в Океанске хвосты колечками закрутили, знают, что везу им косточки. Не откуда-нибудь из Диснейленда! И еще есть причина торопиться: буду строить Борщикленд!