Пограничник. Том 10: Тень «Пересмешника»
Глава 1
Пахло пылью и навозом. Тянуло дымком. Где-то растопили печь, чтобы приготовить еду.
Муха посмотрел на часы. Я знал, что времени было около трех дня.
Нам сюда. В этот переулок, сказал старлей и махнул нам рукой.
Мы завернули на достаточно широкую по местным меркам улочку, с двух сторон зажатую линиями дворов, глиняных дувал и крепких саклей с плоскими крышами.
Позади, со стороны площади, слышалась приглушенная музыка. На бронетранспортере включили «Катюшу», переиначенную на восточный лад. Звучавший в ней баян имитировал звучание рубаба, ритм отбивала дойра местный аналог бубна.
Раздача гуманитарной помощи шла полным ходом. Большую часть дня мы потели под жарким солнцем, разгружая машины от ящиков с едой, медикаментами, водой и солью. И только к трем часам дня Муха договорился с капитаном Мироновым, чтобы мы могли отойти по собственным делам.
Шли, к слову, без оружия. Я нес на плече тяжеленную камеру и время от времени заглядывал в объектив, делая вид, что снимаю местные виды. А вот людей «снимать» не стал. Это было чревато проблемами, решать которые нам было совершенно не по душе.
На дороге было многолюдно.
Безучастные старики, сидевшие на завалинках домов или на подушках в тени дувал, курили кальяны или трубки. Провожали нас безэмоциональными взглядами своих выцветших глаз.
Женщины сторонились. Ниже опускали головы, когда мы проходили мимо. Мужчины же, напротив, посматривали с настороженностью. Иногда с настоящей враждебностью.
Не смотрите на них, сказал Муха, когда заметил, что Волков пялится на крупного мужика в чалме и с аккуратной черной бородой. Нам лишних проблем не надо.
Ты посмотри. Некоторые глядят так, стал сетовать на это Волков, будто тут же разорвать готовы.
Многие ночью пойдут в горы с оружием, проговорил я, вешая тяжелую камеру на плечо.
Только детишки оставались по-детски непосредственны.
Когда мы снова завернули за угол, на нас напала целая стайка мальчишек и девчонок. Они, словно мошкара у фонаря, кружили вокруг нас. Спрашивали: «Как дела?» на ломаном русском, явно не понимая значения этих слов. А еще кричали: «Дай!» и протягивали нам худенькие смуглые рученки.
Пришлось поделиться с ними тем, что у нас было при себе. Я расстался со всем своим кусковым сахаром, который прихватил как раз на такой случай. Муха отдал детям несколько конфет и подарил какому-то пацаненку старенький перочинный ножик.
Волков ворча расстался с полурастаявшей шоколадкой, что хранил в кармане ко все никак не наступавшему обеду.
Кое-как мы прорвались сквозь детишек и шмыгнули в переулок. Пройдя узкой дорожкой, попали на соседнюю улицу.
Это здесь, сказал Муха, наш первый «друг» будет ждать нас вон в той чайхане.
Чайхана представляла собой низкое глинобитное строение у развилки дорог. К ней приладили широкий навес из тростника, под которым стояли несколько столиков с табуретами. За одним из них сидели какие-то старики. Они покуривали трубку и, казалось бы, совершенно не обращали на нас никакого внимания.
Вы упомянали четверых, товарищ лейтенант, напомнил я. Почему первый именно этот?
Джамиль? Повернулся ко мне Муха. Остальные просто местные. Они рассказывают слухи и последние новости. Говорят, что видели. Но поверхностно. А вот Джамиль Джамиль другое дело. Это тот еще фрукт. С ним нужно осторожнее.
Когда мы вошли в чайхану, нас тут же окутал душистый аромат чая. Нос принялся щекотать жирный запах жареного курдючного сала.
Внутри чайханы было бедненько, но чисто и опрятно.
В большой общей зале были неровные, немного пузатенькие беленые стены и утоптанный в камень земляной пол. Стены украсили цветастыми, но тускловатыми от пыли коврами.
У входа стояла лавка, на которой покоился красивый кальян.
А у дальней стены, в центре стоял большой глиняный очаг; на его огне на железной треноге грелся пузатый самовар. Под ним на вертеле жарились большие куски курдючного жира.
Было здесь еще несколько низеньких деревянных столов с еще более низкими табуретками. За одним сидели какие-то афганцы. За дальним седой старик.
В углу я увидел полки с глиняными пиалами и жестяными банками чая. На столах потертые скатерти в ярких крапинах. Табуреты застелены грубой тканью.
Из широкой арки, завешенной полосатым пологом, видимо, была кухня. Там кто-то гремел жестяной посудой.
Над очагом, почти под самым потолком я заметил черно-белую фотографию. На ней оказались запечатлены двое мужчин. Один полноватый и низенький, но улыбчивый афганец лет двадцати пяти. Рядом советский офицер. Позируя, они обнимались, глядя в объектив.
Муха шагнул с порога, и каблуки его кожаных сапог защелкали по утрамбованной земле.
В кухне немедленно началась суета. Наружу выглянул полный бородатый мужчина. Не молодой, лет пятидесяти, он тут же улыбнулся, показав нам несколько отсутствующих зубов. Потом зыркнул узенькими лукавыми глазками.
Товарищ! Борис Игоревич! воскликнул мужчина, радостно разведя руки. Давно мы с вами не видались! Ой давно! Думал, может уже ко мне и не заглянете!
Мужчина потопал к нам. Он носил поношенные, но чистые рубаху и шаровары. Лысеющую голову прикрывала пестрая тюбетейка.