А может, это и не коляска, а бричка: я в них совершенно не разбираюсь. В коляске сидел пожилой грузный мужчина в странном головном уборе: что-то среднее между кепкой и фуражкой. Почему-то в моей памяти само собой всплыло слово картуз
Глава 3
Там, когда я наблюдала его сверху, был виден только забавный головной убор и что-то вроде черного плаща-накидки, скрывающего грузную фигуру. Сейчас же я с любопытством, но осторожно рассматривала несколько нелепый его костюм: довольно узкие суконные короткие брюки, плотно обтягивающие жирные ляжки и застегнутые под коленями. Белые хлопчатобумажные чулки, обтягивающие кривоватые икры и собранные в гармошку на оплывших щиколотках. Громоздкие кожаные туфли с позеленевшими медными пряжками и широкими тупыми носами. А вот поднять глаза и взглянуть ему в лицо я почему-то так и не рискнула.
День добрый, Эльза, голос у мужчины сипловатый, с неприятным то ли хрипом, то ли покашливанием в конце предложения.
Добрый день, это все, что я рискнула произнести.
Ты можешь идти, Берта. Я должен сам поговорить с племянницей. Ступай.
Дверь захлопнулась за сиделкой, а мужчина подошел к столу и, отодвинув стул, по-хозяйски уселся так близко ко мне, что почти касался своими коленями моих. Некоторое время он выдерживал паузу, а я замерла, как мышь, опасаясь сделать что-либо не так.
Это хорошо, что ты понимаешь свое место, и опять неприятное покашливание в конце фразы. После смерти моей дорогой сестры я, как твой единственный родственник, принял на себя опеку. Мне пришлось воспользоваться своими связями, чтобы ускорить дело, важно добавил он и, похоже, ждал от меня какой-то реакции.
Я молчала, мужчина досадливо то ли кашлянул, то ли вздохнул и продолжил:
Ты уже достигла брачного возраста, Эльза, а я слишком беден, чтоб содержать для тебя компаньонку. Жить же в моем доме без женщины, защищающей твое доброе имя, ты не сможешь. Так что, я думаю, лучший выход для тебя замужество.
Мое изображение в зеркале и полудетское тело говорили о том, что лет мне около пятнадцати, вряд ли больше. Потому слова о возможном замужестве прозвучали настолько странно, что я подняла взгляд на собственного «дядюшку».
Ему явно было сильно за пятьдесят и вокруг неприятной бледной лысины вились неряшливые, полностью седые сальные кудри. Длиной остатки волос доходили почти до плеч, и с одной стороны между прядями торчало большое ухо, поросшее внутри короткими седыми волосками.
Лицо дяди тоже оказалось довольно противным: под седыми кустистыми бровями и складками набухших век прятались маленькие поросячьи глазки с нездоровыми розовыми белками. Оплывшие щеки и отчетливый второй подбородок поросли короткой, минимум неделю небритой седой щетиной. Суконный сюртук на нем лоснился от старости, а на белой несвежей рубахе видны были желтоватые пятна от какой-то уже высохшей жидкости. На жилетке отсутствовала одна пуговица, да и сама жилетка была весьма потертой и неновой: часть вышивки на ней торчала лохмотьями ниток.
Со слов сиделки я помнила, что этот мужчина двоюродный брат покойной матери Эльзы, и зовут его баронет Гельмут фон Роттенфельд. Но я молчала, потому что совершенно не представляла, как мне к нему обращаться: «дядя», «дядюшка», «господин фон Роттенфельд»? Пауза затянулась, и старик, недовольно нахмурившись, спросил:
Так ты что, даже не поблагодаришь дядюшку Гельмута? А ведь я ради тебя бросил все свои дела! он недовольно поджал пухлую нижнюю губу и укоризненно покачал головой.
Благодарности я точно не испытывала, но его подсказка была очень кстати.
Дядюшка Гельмут, я бы никогда в жизни не хотела, чтобы вы нанимали мне компаньонку на свои деньги. Но ведь кроме поместья у нас есть и еще кое-какое имущество я не задавала вопроса, а утверждала, хотя и не представляла, о чем говорю.
Тут действовала обычная логика: этот дядюшка Гельмут не вызывал у меня доверия уже потому, что рядом с его племянницей не было ни одного из старых слуг поместья. Раз он вырвал девочку из привычной среды, значит, намерения его не слишком-то чисты. А если у семьи нет никаких финансовых бонусов, кроме поместья, он меня просто поправит, а я смогу сослаться на незнание. Однако то, что я услышала от дядюшки, напугало меня довольно сильно.
Негоже бы столь юной девице лезть в дела взрослых! гневно провозгласил старик. А если ты, милочка, рассуждаешь о дубовой роще, то запомни: мать твоя подписала мне дарственную на эту рощу, и никаких прав ты на нее больше не имеешь!
У-упс! Все страньше и страньше!
Когда же она успела это сделать, дорогой дядюшка?
Через два дня после того, как вы с ней искупались! И все это сделано в присутствии свидетеля, достойного доверия! И в земельной палате бумага уже зарегистрирована! А если ты, Эльза, начнешь разговаривать со мной в этаком тоне, так мне проще будет внести вклад в монастырь и сдать тебя туда.
Он грузно встал, сердито двинув стулом, и пошел к выходу из комнаты. Уже распахнув двери, дядя остановился и, развернувшись ко мне всем корпусом, сообщил:
Я отобедаю с дороги и дам тебе время прийти в себя. Но если ты решишь и дальше дерзить Помни про монастырь, Эльза.