Помнится, после смерти мамы я отдала этот сундук со всем добром соседке по даче, которая работала театральным художником. Но в детстве я иногда шарилась в непонятных мне вещах: подзорах, деревенских салфетках, сплетенных из толстой неровной нити, и жёстких наволочках с вышивкой крестиком. Поэтому прекрасно запомнила и фактуру тканей, и их грубоватую натуральность.
Шторы на окне и одежда женщины были именно такого качества. А вот великолепный комод выглядел здесь чем-то чужеродным. Эти вещи настолько не вязались между собой, что я, коротко вздохнув, все же опустила глаза и посмотрела на хрупкие, худощавые, почти детские руки
Никакие слова и объяснения мне не требовались: истории про попаданок в чужие миры долгие годы было одним из моих привычных развлечений. Не то чтобы я читала их запоем, но периодически что-нибудь этакое находила на просторах интернета. И даже любила погружаться в чужие миры и жизнь тех, кто получил второй шанс, иногда примеряя такие судьбы на себя: а смогла бы я? Теперь мне предстояло узнать это лично
Около трех недель назад девочка с матерью катались в лодке, но мама не справилась с управлением. Лодку понесло и перевернуло. По счастью, на берегу располагался кавалерийский полк. Несколько человек нырнули в ледяную весеннюю воду и вытащили обеих.
Разумеется, и Эльза, и баронетта-мать слегли с простудой. Девочка, кажется, пошла на поправку, а вот её матери становилось все хуже и хуже, и спустя восемь дней она скончалась. Кроме Эльзы и матери в этом поместье жила ещё бабушка, которая и настояла, чтобы только-только пошедшая на поправку Эльза присутствовала на похоронах матери. Очевидно, это добило обеих:
и бабушку, которая умерла от сердечного приступа в тот же вечер, и девочку, которая слегла в горячке.
Казалось бы, самым благоразумным в такой ситуации было лечить бедняжку там, где она находилась сейчас в родительском доме. Однако в связи с тем, что в семье не осталось никого из совершеннолетних, права на опеку юной баронессы заявил приезжавший зачем-то в поместье двоюродный брат покойной матери: баронет Гельмут фон Роттенфельд.
Небольшое поместье фон Зальцев находилось всего в сутках езды от столицы, и по требованию баронета девочку перевезли в городской дом.
Плакать вам не о чем, маленькая госпожа, рассудительно приговаривала нанятая сиделка Берта, та самая женщина в белоснежном фартуке, которая ухаживала за мной. Все же баронет фон Роттенфельд вам родня, а не чужой человек. Дядюшка ваш как никак Сейчас он хлопочет, бумаги оформляет А потом, глядишь, возьмётся и вашу судьбу обустраивать.
Мой так называемый дядюшка все эти дни не появлялся. А мне казалось более чем странным, что ему так срочно понадобилось тащить с собой в столицу больного ребенка. При этом в поместье наверняка были какие-то слуги, которых девочка знала с детства. Однако никого из них с собой добрый дядюшка не привез. Я спинным мозгом чувствовала: здесь что-то нечисто!
Дважды меня навещал лекарь, мэтр Аугусто: пожилой, толстый и неряшливый. Он брюзгливо разговаривал с сиделкой, почти не обращая на меня внимания, затем обедал где-то в столовой в глубине дома и, не прощаясь, уходил. После его визита, часа через два, приносили новое лекарство.
Скатанные вручную сероватые шарики местных таблеток я прятала под матрас, не рискуя пить непонятные снадобья. А вот чабрец и шалфей, которые мне заваривала сиделка, пила: я чувствовала себя слабой и явно недавно была достаточно крепко простужена: хотя горло уже и не болело, но периодически случались довольно сильные приступы кашля. Так что противомикробное и отхаркивающее мне точно не помешают.
Все эти сведения я выцеживала из сиделки очень аккуратно, не давая понять, что со мной что-то не так. Женщина она была солидная, рассудительная, но говорливая. Никаких подвохов во мне не замечала, зато любила поболтать.
С одеждой все оказалось немного легче, чем у большинства попаданок: никаких кринолинов и корсетов не наблюдалось. Тонкая батистовая сорочка до колена, сверху белое платье из шелковистой плотной ткани, затем цветное, со шнуровкой на груди. Эта шнуровка и заменяла собой бюстгальтер, придерживая грудь и помогая платью плотно облегать фигуру.
На ноги Берта натягивала мне довольно плотные чулки и подвязывала их льняными лентами под коленками. Обувь почти обычные балетки без каблука, только довольно тяжелые и не слишком изящные. На шее у меня на длинном шелковом шнурке висел странный золотой медальон. Вроде бы обычный крестик, но вписанный в круг.
Грудь, кстати, у меня была так себе, еле-еле единичка. Похоже, Эльза начала созревать совсем недавно, так что это меня не сильно печалило. Внешность и вообще не главное, а на мою новую точно не стоит жаловаться: миловидная темноволосая девочка-подросток. Выглядела я сейчас лет на четырнадцать-пятнадцать.
Кроме нас с сиделкой в доме еще жила горничная Корина, спокойная и молчаливая женщина лет тридцати и толстая добродушная повариха с солидным именем Брунхильда.
Из дома я выходила только один раз: Берта разрешила мне посидеть на крыльце на солнышке, при условии, что я закутаюсь в огромный шерстяной плед. Пришлось согласиться. Дом находился где-то на окраине столицы. Снаружи это оказалось достаточно старое и неуклюжее двухэтажное строение с маленькими тесными комнатками.