Он громко рассмеялся, привлекая внимание проходящей мимо пары.
Ах ты хитрый лис и ловелас! он погрозил мне пальцем. Ладно, храни уж свои секреты. Но выглядит это чертовски интригующе.
Мы прошли через высокий арочный проем и оказались в другой части дома, где атмосфера была совершенно иной. Здесь, в просторной библиотеке с высокими книжными шкафами, царил полумрак, а воздух был пропитан запахом кожи и дорогого табака. Я слышал, как под потолком активно гудели вытяжки.
Вдоль стен стояли различные игровые столы: за одним резались в преферанс, за другим в двадцать одно, чуть поодаль виднелась привычная моему миру рулетка. Но нашей точкой назначения был большой круглый стол для покера под отдельным абажуром, дававшим на зеленое сукно мягкий свет.
За столом в ожидании сидели двое мужчин и одна женщина. Память услужливо подсказала, что это была старшая дочь Муравьевых, Ангелина. Она была одета в очень элегантное, при этом достаточно открытое шелковое платье цвета ночного неба с глубоким вырезом. В руке она держала сигарету с длинным мундштуком. Девушка кокетливо поглядывала на окружающих.
Мы подошли к столу.
Приветствую, господа, сказал я, кивнув.
Я нашел нам пятого! радостно заявил инквизитор.
Ну наконец-то, пробурчал мужчина лет сорока пяти с козлиной бородкой и в очках в круглой оправе, чем-то напоминавший внешне Зигмунда Фрейда. Я уж думал, до завтра ждать будем. Как дела, Громов? спросил он. Сто лет в обед.
Работы полон рот, ответил я, попутно роясь в памяти. А недавно еще эльфийку убили, так что скучно не было от слова совсем. Сам понимаешь. А у тебя что нового?
Мужчина сочувственно покачал головой. Это был Арсений Вяземский, известный в узких кругах психоаналитик и коллекционер античных монет. Говорили, что он мог разговорить даже камень, но брал за свои услуги столько, что дешевле было бы этот камень позолотить.
А! Арсений отмахнулся. Могу сказать то же самое. Работа. Вот, впервые за месяц удалось разгрести все дела и выбраться в люди. Раздавай уже, чего стоишь столбом, обратился он к крупье, что до этого времени и вправду не пошевелился ни разу.
Крупье, словно очнувшись от транса, кивнул. Его руки пришли в движение. Колода карт зашелестела, заплясала в его пальцах с завораживающей ловкостью, и вот уже по две карты легким щелчком легли перед каждым из нас на зеленое сукно.
Я поднял уголки своих карт, оценивая расклад. В этот момент Ангелина, выпустив тонкую струйку дыма, повернулась ко мне.
Давно не виделись, Виктор, ее голос был низким, с легкой хрипотцой. Как там твоя подружка? Почему не привел ее с собой сегодня?
Я почувствовал подвох в ее вопросе, в издевательской паузе перед словом «подружка». И тут же ощутил на своей голени легкое касание чужой ногой. Нога в шелковом чулке медленно, почти лениво скользнула вверх по моей брючине.
Я поднял на нее глаза. Взгляд скользнул по сидящему рядом с ней мужчине. Павел Трубецкой, второй сын крупного сталелитейного магната. Возглавляет крымский филиал Холдинга «Трубецкой и К». Молчаливый, безупречно одетый аристократ лет тридцати. Он, казалось, ничего не замечал, полностью сосредоточившись на своих картах.
Так сложились обстоятельства, ответил я ровным тоном.
Ногу я убирать не стал. Вместо этого я попытался порыться в памяти, чтобы понять, что связывало Ангелину Муравьеву и Громова, но наткнулся на пустоту. Никаких вспышек, никаких обрывков. Словно этой части его прошлого просто не существовало. Но ее взгляд говорил о многом. Она смотрела на меня не просто кокетливо, а с каким-то вызовом, почти хищно, словно оценивая свою собственность.
В моей руке была пара четверок. Не густо. На стол легли первые три карты: двойка, пятерка, шестерка. Опасный расклад, открывающий кучу возможностей
для стрейта.
Трубецкой, не меняя выражения лица, молча двинул в центр стола стопку фишек, поднимая ставку. Вяземский посмотрел на свои карты, недовольно хмыкнул и сбросил их в пас. Ангелина, бросив на меня быстрый взгляд, уравняла ставку. Я, после короткого раздумья, тоже бросил фишки в банк.
Крупье «сжег» карту и выложил на стол четвертую валет. Ничего не менялось. Трубецкой снова сделал ставку, на этот раз крупнее. Ангелина, поджав губы, отправила свои карты в пас. Слово было за мной. Я снова уравнял.
Последняя карта легла на стол. Четверка.
Мое лицо осталось непроницаемым, но внутри словно что-то щелкнуло. Сет. Из обычной пары у меня внезапно получилась самая сильная из самых слабых комбинаций. Пара и две пары сразу уходят в мусор.
Трубецкой, уверенный в своем преимуществе, двинул в центр добротную порцию фишек. Навскидку я бы сказал, что там было две трети. Я посмотрел на него, а затем на свои карты.
Что ты там прячешь, Трубецкой? Что у тебя такого, что ты ставишь почти треть своего бюджета на такой приход?
Колл, сказал я спокойно, хотя внутри слегка напрягся.
Он перевернул свои карты. Пятерка и шестерка. Две пары.
Неплохо, кивнул я и медленно открыл свои две четверки.
За столом на мгновение повисла тишина. Ангелина удивленно вскинула брови. Вяземский снял очки и протер их, вглядываясь в карты. Крупье без единой эмоции на лице сгреб гору фишек и подвинул ее ко мне.