Талли подалась к нему, притянула к себе, но даже когда он поцеловал ее и прижался к ней, к ее горлу подступили слезы, и сдержать их не получалось.
Покачиваясь, она шагала по скользкому тротуару. Надо же, стоило незнакомому мужчине ее поцеловать, и она разревелась.
Убогая. Неудивительно, что он сразу слился.
Точно волнами, ее накрывало дождем. Вот бы сейчас остановиться, запрокинуть голову и глотать дождь, пока не захлебнется.
А что, неплохо.
Дорога до дома заняла вечность. В вестибюле она молча прошла мимо швейцара, стараясь не смотреть на него.
В лифте она взглянула на свое отражение в зеркальных стенах.
О господи.
Ну и видок. На голове настоящее гнездо рыжеватых волос, которые давно пора подкрасить. На щеках потеки туши, смахивающие на боевую маску.
Двери лифта открылись, и она вышла на площадку. Еле держась на ногах, она с трудом добрела до своей квартиры, ключ в замок вставила лишь с четвертой попытки.
Когда дверь наконец открылась, у Талли уже снова раскалывалась голова, перед глазами все кружилось.
На пути между гостиной и столовой Талли врезалась в столик и чуть не упала. В последней отчаянной попытке она ухватилась за диван и со стоном рухнула на упругие белые подушки. Столик перед диваном почти утонул в ворохе писем, счетов и журналов.
Талли откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. В какой же бардак превратилась ее жизнь!
Ну ты и стерва, Кейти Райан, обругала она лучшую подругу.
Какое же невыносимое одиночество. Вот только ее лучшей подруги больше нет. Она умерла. Из-за этого все и началось. Талли потеряла Кейт. Грустная небось картинка выходит. Горе, накрывшее Талли после смерти подруги, тащило ее с собой, и ей не хватало сил сопротивляться.
Ты так мне нужна, пробормотала она и заорала во весь голос: Ты так мне нужна!
Молчание.
Голова свесилась на грудь. Неужели она засыпает? Похоже на то
С трудом разлепив глаза, она уставилась на кучу бумаг на кофейном столике. В основном мусор каталоги и журналы, которые она больше не читает. Талли уже отвела глаза, но тут взгляд ее зацепился за какую-то фотографию.
Нахмурившись, Талли наклонилась к столику, отодвинула в сторону бумаги и вытащила журнал «Стар». В правом верхнем углу была ее фотография. Не сказать чтоб удачная. Не из тех, которыми гордишься. А под снимком одно-единственное
с тревогой вглядываясь в темноту, ждет и разыскивает его.
Джонни не понаслышке знал о родительских страхах, о том, как ребенок растворяется в сумраке и исчезает. Поэтому он и просиживал днями и ночами над этим документальным фильмом о детях-беспризорниках. Если искать как следует, задавать побольше вопросов, он, возможно, ее отыщет.
Джонни вгляделся в фигуру на экране. Тем вечером, когда они снимали этот материал, шел дождь и, наверное, поэтому беспризорников на улице было немного. И тем не менее на заднем плане он рассмотрел чью-то тень, силуэт, похожий на молодую женщину. Джонни прищурился и надел очки. Мара?..
Но нет, работая над фильмом, дочь он так и не нашел. Мара сбежала из дома и исчезла. Может, она вообще уехала из Сиэтла этого Джонни не знал. Он погасил свет в кабинете и прошел по молчаливому пустому коридору. Слева на стене россыпь семейных фотографий матовое стекло, черные рамки. Порой Джонни останавливался и позволял снимкам его семье увести его назад, в более счастливые времена. Иногда он замирал перед фотографией жены и тонул в улыбке, которая когда-то заливала светом весь его мир.
Сегодня он прошел мимо. Возле комнаты сыновей замедлил шаг и открыл дверь. Эту привычку Джонни завел недавно, теперь он одержимо опекал своих одиннадцатилетних сыновей. Когда познакомишься с жестокостью жизни и осознаешь, насколько внезапно эта жестокость способна настичь тебя, стараешься защитить то, что у тебя осталось. Мальчики мирно спали.
Джонни выдохнул он и сам не заметил, что все это время сдерживал дыхание, и подошел к закрытой двери в комнату Мары. Здесь он останавливаться не стал, вид ее комнаты ранил его. Застывшие во времени предметы нежилая комната маленькой девочки, где все осталось так, как было при Маре, причиняли боль.
Джонни вошел к себе в спальню и прикрыл за собой дверь. Вокруг валялись одежда, документы и книги, которые он начал было читать и бросил, но непременно дочитает, когда все уляжется. Он прошел в ванную, снял рубашку и сунул ее в корзину для грязного белья. А потом взглянул на свое отражение в зеркале. Иногда, глядя на себя, Джонни думал: «А что, в пятьдесят пять и хуже бывает». А иногда, вот как сейчас, в голове у него мелькало: «Неужто это я?»
Он казался грустным. Грусть пряталась в глазах. Волосы отросли, и их черноту теперь разбавляли серые пряди. Постричься у Джонни все руки не доходили. Он вздохнул, повернул кран и залез под душ, чтобы горячие, обжигающие струи смыли тоску.
После душа ему полегчало, теперь Джонни был готов вступить в новый день. Пытаться заснуть все равно бессмысленно. Не сейчас.
Он вытер полотенцем волосы, подобрал с пола старую футболку с «Нирваной» и рваные джинсы и натянул на себя. И тут зазвонил телефон. Домашний, стационарный. Джонни нахмурился: кто может звонить в 2010-м на древний телефон? Тем более в пять утра. В такой час разве что плохих новостей жди.