Впрочем, наверное, Лиззи чувствовала себя так спокойно потому, что духом она ещё находилась в прошлом. Казалось ей, что одной ногой она по-прежнему стоит на причале, пытаясь понять, как же её угораздило замешаться в толпу пассажиров третьего класса.
Когда поезд прибыл к платформе, Лиззи сразу же почувствовала лёгкое головокружение. В порту она никогда прежде не бывала, и крики птиц, толкотня пассажиров, моряков и грузчиков, а заодно с этим невиданная теснота и духота её совершенно дезориентировали. Ей полагалось уверенно направиться к «Титанику» следом за девицей Мэйд и их попутчицами (вся эта компания сердечно сдружилась, обсуждая неудавшиеся романы, и поклялась проделать путешествие вместе, да и потом не расставаться ни на миг). Только вот Лиззи Джеймс никак нельзя было назвать послушной девочкой, поэтому так, как требовалось, она не поступила.
Послушной и правильной всегда была Мэри. Мэри родилась и то как полагается. Во всяком случае, миссис Джеймс в разговорах с акушеркой, которая принимала у неё роды (обе женщины крепко дружили), не забывала упомянуть, что произвела Мэри на свет, не напрягаясь и не испытывая особой боли. Мэри хорошо училась, дружила с правильными людьми и даже чуть было не вышла замуж по материнскому желанию, правда, даже до помолвки дело так и не дошло. Оказалось, что избранник Мэри и подумывать не собирался о браке с ней. Мэри была для него верным другом, а любил он приятельницу Мэри, на которой и женился где-то в конце тысяча девятьсот девятого, когда Мэри было девятнадцать. Мэри всегда плыла по течению, и, честно говоря, Лиззи сомневалась, что у её сестры вообще есть характер, пока та неожиданно не решила стать гувернанткой
и не ушла из дому. Лиззи отправилась следом в конце концов, она-то никогда не претендовала на то, чтобы оставаться правильной и поддерживать надлежащую репутацию.
Лиззи была, что говорится, ребёнком трудным. Причём трудности с нею начались ещё до её рождения. Миссис Джеймс страдала от жесточайшего токсикоза, уставала и даже падала в обморок, она лишилась половины волос, а на другую половину поседела, у неё стали крошиться зубы. Многие не сулили ей долгой жизни после этих родов, находились даже такие знатоки, что со скорбно-торжественным видом специалистов объявляли: плод погибнет, да и миссис Джеймс тоже. Миссис Джеймс не обращала на злословов внимания и гордо носила своё проблемное дитя, хотя оно весьма уверенно стало грозиться убить мать, едва начало толкаться у неё в животе.
Лиззи проявила несговорчивость и при рождении. Она шла вперёд ногами, роды затянулись, и над миссис Джеймс уже собирались совершать священные обряды. Но Лиззи совсем не хотелось умирать. Она вырвалась на свет, издала протяжный мяукающий вопль и одним своим видом сразу продемонстрировала крепость и здоровье. Миссис Джеймс оправлялась с трудом, тем не менее, все эти сложности не помешали ей полюбить Лиззи. Иногда Лиззи думала, что мать уж слишком ей потакает. Во всяком случае, любая порядочная мать просто обязана была отшлёпать дитя своё за бесконечные шалости и отчаянное непослушание, но миссис Джеймс вместо этого предпочитала с гордостью говорить, что у её младшей дочери есть характер. Все в семье с этим соглашались, кроме Мэри, но до определённых пор никто из старших её мнением не интересовался, а потому Лиззи, предоставленная сама себе, могла мечтать, свистеть и прокрадываться к деду в кабинет, чтобы интереса ради порыться в его бумагах. Врачебное дело перестало привлекать Лиззи, когда ей исполнилось десять и она поняла, что докторам приходится подчас вскрывать разлагающихся покойников, чья вонь способна расшевелить даже мёртвого. Впрочем, у Джеймсов было множество знакомых самых разнообразных профессий, так что у Лиззи был богатый выбор. Она присматривалась к инженерам (но скучное корпение над бумагами не вызывало у неё никакого энтузиазма), затем к журналистам (только умение искусно жонглировать словами её друзья обозвали «тунеядством»), медсестры (однако вспомнила, что медсестра даже ниже врача по положению и, стало быть, занимается ещё более грязными медицинскими вопросами). Знакомых-моряков у Джеймсов не было. Лиззи сама загорелась этой профессией, когда стянула у отца с полки несколько книг наудачу. И с тех самых пор, как она отметила одиннадцатый день рождения, у неё из головы всё никак не могли выйти прекрасные корабли, романтичные приключения, плеск волн и шум свежего ветра над головой. В книгах очень красиво и подробно писали о парусниках, а вот о пароходах сухо, кратко и не слишком увлекательно. Видимо, пароходы пока были достойны лишь прагматичных заметок и не несли ни следа авантюрного духа. Сейчас, задумчиво глядя за борт, Лиззи понимала, что, вероятно, ошиблась. В плаваниях не было ничего увлекательного и загадочного.
Она отвернулась от борта и насупилась. Мисс Мэйд и её подружки степенно прохаживались по палубе, с любопытством поглядывая на шлюпки. Эти громадины казались совсем хлипкими в сравнении с мощным «Титаником», уверенно разрезавшим водную поверхность. Тени от шлюпок и канатов, что их поддерживали, словно рассекали палубу на множество тенистых квадратиков. Если бы у Лиззи были друзья, она поиграла бы с ними тут в классики, но Лиззи Джеймс была индивидуалисткой и близко ни с кем не сходилась. В школе у Лиззи не было ни приятельниц, ни даже хороших знакомых, и ей нисколько не жаль было покидать Англию. Она разве что оставляла здесь мать, но по-другому было нельзя, и Лиззи убеждала себя в этом так яростно, что, наконец, и сама себе поверила.