Со стороны горного шоссе донеслась беспорядочная стрельба из винтовок.
Самолет развернулся и пошел на бреющем полете вдоль шоссе, поливая из крупнокалиберного пулемета.
«Фокке-вульф», сволочь! проскрежетал зубами Андрей.
Самолет лег на левую плоскость и стал стремительно приближаться к порту.
С катера оглушительно рыгнул пулемет. Раз. Другой. Но самолет, не достигнув порта, повернул в нордовом направлении.
«Куда это он?» подумал Андрей. Но самолета не было видно, мешала стенка волнолома.
Первым догадался о намерениях вражеского пилота боцман.
Кажись, на пароход летит, гад. Там же бабы и ребятишки. И, выскочив с катера на мол, он в два-три прыжка был на стенке волнолома. За ним карабкались еще два матроса. Вахтенный на баке катера вытягивал шею, стараясь хоть как-то узреть, что же там происходит.
В этот самый момент, когда палуба катера была пуста, а двое дружков его тоже полезли на стенку волнолома, Андрея словно кто толкнул в спину, и он мгновенно перемахнул на борт катера.
Прямо перед ним темнел квадратный люк моторного отсека. Андрей бросился в его сторону, но тут же отпрянул назад, вовремя сообразив, что там он будет обнаружен раньше всего. Андрей был хорошо знаком с катером: в мае, когда он в числе лучших комсомольцев-осоавиахимовцев школы приезжал к морякам в Севастополь, их водили по катерам, знакомя с устройством и вооружением. «Кубрик, самое лучшее кубрик!» решил Андрей и скатился по крутому железному трапу, обо что-то стукнулся головой и, не почувствовав боли, заскочил в узкую тесную каютку с двумя ярусами аккуратно заправленных коек.
Но и здесь спрятаться было негде. На таких маленьких катерах каждый сантиметр площади на учете. Андрей заметался по кубрику, чуть не плача от обиды на невезение. И вдруг его взгляд наткнулся на груду брезента, сваленного почти у самого трапа. Погожев схватил брезент, словно циркач, сломался в три погибели и стал торопливо наваливать брезент на себя, как можно глубже втискиваясь в полуметровый уголок между трапом и стенкой кубрика. И тут до его слуха отдаленно донеслись взрывы авиабомб и стрекот крупнокалиберного пулемета. И почти сразу же послышался суматошный топот ног по палубе и голоса команд. Взревели двигатели, катер мелко задрожал всем корпусом и резко дернулся вперед, заметно наращивая скорость.
С этого момента время для Андрея словно остановилось. Вскоре он уже не мог понять: десять минут, час или сутки лежит он под брезентом скрюченный, с затекшими руками, ногами и поясницей, полузадохнувшийся от недостатка воздуха.
А наверху творилось что-то невообразимое: то и дело бил пулемет короткими и длинными очередями, то нарастал, то удалялся рев самолета, где-то совсем рядом ухали бомбы. Одна упала так близко, что катер взрывной волной бросило в сторону, а окатившая его вода хлынула по трапу кубрика прямо на брезент, под которым находился Погожев.
Задраить люк кубрика!
По голосу Андрей узнал боцмана. Тут же над головой Погожева что-то стукнуло, шаркнул металл о металл и внизу стало глухо, как в могиле.
Колесник! Это ты здесь брезент бросил?
Так вас же не було, товарыш старшина. А там закрыто. Я и решил, пусть трохи полежит туточки, отозвался голос сверху.
Быстро отнеси на место, пока боцман не засек. А то будет тебе и мне на орехи.
Андрей замер, не смея дохнуть.
Колесник метеором скатился по трапу, с ходу сграбастал брезент в охапку и на какое-то мгновение обмер, почувствовав, что в брезенте человек. Потом осторожно, дрожащими от волнения руками, полапав брезент в нескольких местах и нащупав голову, плечо и руки, завопил что есть мочи:
Шпыён! Товарыш старшина, шпыён!
А через минуту, вытряхнутый из брезента и обысканный, Андрей стоял посреди кубрика на одеревеневших ногах, а Колесник докладывал высокому, стройному лейтенанту с черными усиками над вздернутой губой:
Я хвать цей брызент, а вин тамочки...
А кто был на вахте, когда стояли в порту? строго спросил лейтенант.
Так я же и був, потупился и сразу остыл матрос.
Трое суток ареста. Когда вернемся на базу.
Есть трое суток.
Через полчаса, уже размявший суставы и даже накормленный, Андрей снова предстал перед командиром катера. Привел его туда
боцман Соловьев.
Чё будем делать с парнишкой-то, товарищ лейтенант? спросил боцман и покосился в сторону застывшего по стойке смирно Андрея. Боцман хмурился, но Потожев уловил в его взгляде, что он не особо осуждает его за самовольное вторжение на катер.
«Чё, чё», все еще сердился лейтенант, видимо не на шутку обескураженный появлением «гражданского» на катере. Обязаны вернуть на берег.
Это к немцам-то, товарищ лейтенант, удивился боцман. В городе враг. И у нас задание...
Лейтенант пояснил:
Я имею в виду Севастополь. После выполнения задания, конечно. А пока пристройте его где-нибудь, Соловьев, чтоб не болтался под ногами на палубе.
Есть пристроить! козырнул боцман, и они с Андреем вышли из командирской каюты...
Ночью катер встретил в открытом море идущий с Кавказа в Севастополь транспорт и примкнул к его охране. Всю ночь шли спокойно. Чернильная осенняя темнота сливалась с чернотой моря. Корабли без единого огонька двигались сквозь эту мглу, словно призраки.