И он улыбнулся.
Жрец одобрительно покивал.
Я должен спросить тебя, Ицкоатль, какую смерть ты предпочтёшь, снова заговорил он. Мы можем принести тебя в жертву на рассвете, когда Солнце поднимается над землёй, и твоя кровь послужит ему. Или же ты можешь сразиться у подножия храма с лучшими нашими воинами.
Голова продолжала болеть, но Ицкоатль рассмеялся. Какой прекрасный выбор предложил ему этот жрец! Какая смерть могла быть более почётной для него, чем с оружием в руках, воздавая почести своему богу? Они могли посвятить его кому пожелают, но Ицкоатль знал, для кого прольёт свою кровь а до неё кровь своих врагов.
Я выбираю поединок!
Достойный выбор, жрец склонил голову. Мы дадим тебе священный напиток, он уймёт твою боль. В том, что твоё сердце не знает страха, я и так не сомневаюсь
Но я хочу, чтобы Золин первым вышел против меня, потребовал Ицкоатль. Если он один раз меня победил, когда я был на свободе и здоров, тем более он сможет победить меня теперь, когда я ослаб и буду привязан за ногу к жертвенному камню.
Перепёлка оглянулся на его голос, услышав своё имя.
Ицкоатль, отданный в наши руки Камаштли, выбрал жертвоприношение поединком! провозгласил жрец. И первым с ним сразится его победитель, Золин!
Даже Ицкоатлю было видно, как посерело лицо воина под узорами на коже. Но ему некуда было деваться особенно теперь, после его похвальбы перед своими соплеменниками.
Хитростью он взять смог. А сможет ли в честном бою?
Священный напиток если и не избавил Ицкоатля от головной боли полностью, то по крайней мере оставил от неё лишь смутный отголосок. Это пришлось как нельзя кстати, когда утром он поднялся на ноги с циновки, и мир не закружился у него перед глазами.
Оповещённые гонцами тлашкальтеки стекались к пирамиде, у основания которой должны были состояться ритуальные поединки, и он шёл по живому коридору, гордо подняв голову. Среди чужих лиц несколько раз мелькнули знакомые: кто-то потрудился сообщить в Теночтитлан, что их непобедимый воин захвачен в плен и будет принесён в жертву. Но они тут же терялись в толпе, и всё-таки у него стало теплее на сердце.
Среди тех, кто пришёл попрощаться с ним, был его старый учитель.
Будет кому рассказать его семье, как умер Обсидиановый Змей.
А Перепёлка споёт перед смертью о том, как Ицкоатль попал в плен.
Из его жертвоприношения устроили грандиозный праздник, и он внутренне усмехнулся тому, какие почести воздают ему враги.
Никто не охранял его, и сопровождали только двое тлашкальтеков, показывая дорогу к храму. Хотя Ицкоатль бы не заблудился и без них. Сложно не найти пути к огромной пирамиде, возвышающейся над городом. Хотя в Теночтитлане храмы были больше, но он решил не быть слишком придирчивым. В конце концов, мешико оставили тлашкальтекам не так много возможностей торговать, где им было взять средства на более величественное сооружение?
У жертвенного камня его уже ждали жрец и с ним два десятка воинов, которые захотели помочь Ицкоатлю отправиться в Тонатиуичан. Он решил, что будет благосклонен к ним и не будет их убивать. В конце концов, исход боя был предрешён, его задача была умереть доблестно, а не забрать с собой как можно больше врагов, лишив воинов Теночтитлана возможности вступить с ними в бой и принести их сердца в дар Солнцу.
Он будет благосклонен ко всем. Кроме одного.
Прежде, чем его привязали к камню, Ицкоатль поднял руку, и жрец кивнул, разрешая ему говорить.
Пусть кто-нибудь из воинов очертит круг, сказал Ицкоатль, и если моя нога ступит за эту черту, пусть я буду считаться побеждённым.
Это было против правил, но он хотел знать, окажутся ли тлашкальтеки такими же благосклонными к нему. Они знали, что он не побежит и не поднимет оружие на безоружных. Но обычай требовал, чтобы приносимый в жертву пленник мог свободно двигаться, однако не мог убежать.
Слово Обсидианового Змея крепче любой привязи,
ответил жрец. Но обычаи одинаковы для всех.
Ему не оставили свободу, но дали ещё одно оружие. Которого у его врагов не будет.
Согласно обычаю, настоящего меча Ицкоатлю не дали. Он получил макуауитль деревянный меч, однако вместо пластинок обсидиана в него были вставлены птичьи перья. Но он очень хорошо знал, что веса деревянной основы более чем достаточно, чтобы расколоть череп или сломать кости рук и ног. Надо только знать, как ударить.
Ицкоатль знал. Его старый учитель хорошо научил его.
Первым против него вышел Золин. Ицкоатль видел, что он трусит, но его обнадёживало, что Обсидиановый Змей всё ещё болен, а священный напиток туманит его сознание. Перепёлка не знал, что он был способен выпить куда больше октли и не опьянеть. Был, конечно, предел и у его способности сохранять трезвость ума и силу тела, но одна чашка октли и близко этого предела не достигала.
С громким криком, подбадривая самого себя, он кинулся на Ицкоатля, размахивая мечом и прикрываясь маленьким круглым щитом. Ицкоатль дал ему подбежать поближе, присел на корточки, пропуская над собой меч, обхватил Золина за колени и рывком опрокинул на спину. Тот рухнул, как поваленное дерево, и сильно ударился затылком. Не так сильно, как он ударил Ицкоатля, но достаточно, чтобы его сознание помутилось.