Иванов осмотрел пистолеты, добротные гладкоствольные, заглянул в дуло и взял один.
Меня устраивает.
Алексей простился с надеждой, что его брат передумает. Вытащил чистый платок и расправил на жухлой траве. Достал из нагрудного кармана портмоне, положил на платок. Добавил к нему эмалированную табакерку с розой на крышке. Последними достал золотые часы, подержал в руках, открыл крышку и погладил пальцем стекло циферблата. Неохотно присоединил к остальным вещам. Повернулся к Иванову и раскинул руки. Заговорил, чувствуя внутреннее неудобство, всё-таки подобные вещи должны обговариваться не дуэлянтами:
У меня больше в карманах ничего нет. Можешь проверить.
Иванов с любопытством наблюдал за действиями Петропавловского и задумался над тем, как действовать, чтобы не выглядеть невеждой. Но рассудил, что раз сунулся со свиным крылом в калашний ряд, то нечего и пытаться соответствовать. Одежда у подпоручика была из хорошей ткани, не какое-то грубое сукно, крашенное дешёвой краской, и приятно сгибалась под руками. Иванов засунул ладонь в нагрудный карман и услышал, как сильно стучит сердце Петропавловского. Предполагать трусость у бросающегося на шашки подпоручика было странно, но другого не оставалось. Иванов задрал голову, чтобы понять, боится ли подпоручик, но вместо страха увидел изумление, словно тот совсем не ожидал, что он и правда будет проверять карманы. Иванов вытащил руку и пригладился. Прошёлся по поляне, чувствуя даже через сапоги кое-где проступающие камни. Остановился в центре и, стараясь не показывать растерянность, спросил:
Начнём?
Алексей отошёл от удивления от его поступка. Горькой волной вскипела в нём обида, что его заподозрили в трусости и предположили, что ради спасения своей жизни он способен спрятать предмет, задерживающий пулю, на груди. Будто мало ему оскорбительной пощёчины. Но холодная вода осознания, что Иванов не дворянин и вряд ли что знает о негласном кодексе дуэли, погасила обиду. Отметив себе, что говорить нужно как можно подробней, он начал:
Встанем спинами друг к другу. Я буду считать вслух так, чтобы каждый из нас прошёл по пятнадцать шагов. Как дойдём, развернёмся, примем позицию, и я брошу платок. Стрелять будем после того, как он коснётся земли. Одновременно, Алексей остановился и замялся, не зная, как правильно продолжить, чтобы брат понял, и чтобы ещё сильнее не ухудшить ситуацию и не намекнуть на его незнание.
Дерутся либо до первой крови, либо до невозможности продолжать, либо до смерти, Алексей через силу набрал воздуха в сжатую напряжёнными мышцами грудь. До смерти я с тобой драться не буду. А там, как сам знаешь решай.
Иванов внимательно слушал условия дуэли. Хмыкнул на последних словах, вспомнив, как билось сердце подпоручика. Выбора тот, похоже, ему не давал. Иванов посмотрел на пистолет в руке, подумав, что зря Алексей так боялся: стрелять насмерть он не собирался изначально.
Они встали спинами друг к другу и Алексей начал отсчитывать шаги. Мысленный
крик сопровождал каждый его шаг.
Раз.
«Ещё много осталось, ещё долго идти».
Два.
«Неужели мы на самом деле будем стреляться?»
Три.
«Боже, он же мой брат, я же не этого хотел».
Четыре.
«А если меня убьют?»
Пять.
«Треть пути, ещё два счёта и будет половина».
Шесть.
«Гнусность! Дело ли думать о таком?»
Семь.
«А если его потом на каторгу отправят?»
Восемь.
«Стрелять в воздух?»
Девять.
«А как посчитает трусостью?»
Десять.
«Ну и пусть»
Одиннадцать.
«Выстрелю вверх, а там была не была».
Двенадцать.
«Кобыла заржала, не идёт ли кто?»
Тринадцать.
«А хорошо жить».
Четырнадцать.
«За что он всё-таки меня так?»
Пятнадцать.
«Ну вот и всё».
Алексей встал в позицию, натянувшись так, что тело могло подвести в любой момент. Развернулся чуть в пол оборота, поднял пистолет к голове, стараясь соблюсти все приличия, делая всё, чтобы, несмотря на чудовищное несоответствие положений, это было настоящей дуэлью. Иванов посмотрел на него и принял аналогичную позу. Алексей достал свободной рукой платок и вытянул перед собой. Отпустил.
За время, которое платок летел до земли, можно было зажечь свечу, прихлопнуть муху, приветственно взмахнуть рукой.
За время, которое платок летел до земли, они успели сцепиться взглядами и спешно их разбить.
Как только платок коснулся земли, почти одновременно раздались два выстрела.
Недовольно каркая, взлетела потревоженная ворона. С сухим шелестом посыпались отломавшиеся ветки со старой лиственницы. Тяжело опустилось тело на землю. Кровь красиво блестела на жухлой траве. Подпоручик Петропавловский сидел, опустившись на одну ногу, вытянув другую с простреленным коленом в сторону, и с ужасом смотрел на качающегося брата, держащегося за сердце. Рука так и продолжала до побеления костяшек сжимать пистолет. Привычный к стрельбе на учениях и накрутивший себя до дёрганых нервов Алексей по сигналу выстрелил точно в центр корпуса, не успев осознать действия. И тут же лишь на миг позже ощутил, как колено взорвалось болью.
В голове Иванова успел мелькнуть интерес, решится ли Алексей стрелять, перед тем, как нечто тяжело ударило в грудь. Сердце больно кольнуло.