Бессердечный ублюдокЕлена Рахманина
Пролог
Свадебное платье выбирала мачеха. Моему вкусу отец не доверился, не рискнув упасть лицом в секонд-хенд в глазах соратников. Поэтому стилисты заковали меня в тугой корсет, ушитый кристаллами «Сваровски», а пышная юбка сделала меня неповоротливой. Зато издали я напоминала ожившую «Золушку» из мультфильма Диснея пятидесятого года.
Тяжёлое тугое платье сдавливало меня, словно в тисках. Даже просто стоять в нём оказалось утомительным занятием. Да и дышала я через раз. И несмотря на баснословную цену, оно причиняло мне нечеловеческие страдания, сравнимые с пытками в Гуантанамо. Не сомневаюсь, что, как только сниму его, на теле вдоль швов обнаружу кровавые подтёки.
Совсем нескромная диадема венчала мою причёску. Мой отец явно не скупился на эту свадьбу и возможность продемонстрировать наше благосостояние всем своим врагам. Украшение до того величественно выглядело, что могло бы найти своё место в царской сокровищнице. Бриллианты радугой переливались на свету, ослепляя любого, рискнувшего бросить на меня взгляд.
Никто не позаботился о моём комфорте. Каждая персона, что участвовала в моих приготовлениях, шептала, что мне просто требуется немного потерпеть. Подумаешь, какие-то двадцать часов мучений.
Макияж стягивал лицо, как корсет талию, а шпильки волосы.
Больше всего на свете мне хотелось отмены свадьбы и горячей ванны.
Из отражения на меня смотрела девица с перепуганными и грустными глазами. Макияж превратил меня в другого человека, и я не была уверена, что эта новая Я мне нравится. Впрочем, жених вряд ли способен воссоздать по памяти мой фотопортрет, поэтому особого значения то, как я выгляжу, для него не будет иметь значения. Сделка уже свершилось, а моё согласие лишь пустая формальность. Он не пошёл бы на попятную, даже если бы я была похожей на пугало. Как в нашу вторую встречу.
Дорогая, начинается, пропела моя светская бабушка, подходя ко мне с влажными от слёз глазами.
Не знаю, как у такой милой и доброй женщины мог родиться мой чёрствый отец, лишённый всяких эмоций. Жаль, я видела её слишком редко, чтобы напитаться исходящим от неё теплом.
Будь счастлива, мой птенчик. Очаруй своего жениха. Пусть потеряет от тебя голову, наставляла меня бабуля.
Легче сказать, чем сделать, ба.
В зале заиграла музыка. "Аве Мария" Штрауса. Единственная поблажка, которую мне позволили. Почти провокация, учитывая, что половина из присутствующих не являлись христианами. Моя мама была христианкой. И я не знала, чем руководствовался отец, не обращая меня в свою веру. Но догадывалась, что таким было её желание.
Я ощущала себя персонажем из голливудского фильма, когда папа подвёл меня к Артёму по красной ковровой дорожке.
Долгое время из-за бьющего в глаза освещения я не имела возможности его разглядеть. Но, оказавшись на расстоянии вытянутой руки, замерла, поражённая его суровой привлекательностью, как и в первую нашу встречу.
Кажется, за то время, что мы не виделись, я позабыла, насколько он красив. Сердце в груди остановилось на целую вечность. И если бы об этом знали кардиологи, меня бы уже везли на операцию.
Сейчас глазам Островского было некуда деться, и ему не оставалось ничего иного, кроме как смотреть прямо на меня. На свою зефирную невесту, усеянную бриллиантами и стразами. Мы выглядели как два полюса. Две противоположности. Как чёрное и белое.
Чёрный смокинг от «Китон» преобразил его, сделав ещё строже и взрослее. Но всё же дорогой костюм не скрыл звериную сущность парня. А скорее, даже подчеркнул этот завораживающий контраст жестокости, закованной в элегантность.
Я пыталась пробиться сквозь броню его отчуждения. Лишь в первые секунды он едва заметно качнулся в мою сторону, но вскоре его глаза заволокло темнотой.
Сколько ни смотри, но ничего нового не увидишь. Бесполезно. В глазах ни проблеска света. Ничего, кроме тьмы, засасывающей меня к себе на дно.
Брачные клятвы слетели с наших уст сухим монологом, чтобы порадовать гостей, наверняка пустивших слезу на результат труда копирайтеров, придумавших нам текст.
Короткое:
Да.
Островский с хищной грацией приблизился ко мне. Челюсть сжата. На красивом, словно высеченном из камня лице застыло мучительное выражение. Кажется,