Черные ножи 4
Глава 1
Штей ауф! заорал капо Осипов, бывший советский уголовник, ныне старший по бараку. Шнеллер, сволочи! Аппель через полчаса!
Откуда-то он неплохо знал немецкий, но с нами говорил на русском, лишь используя для связки некоторые немецкие слова. Наш барак для советских военнопленных, поэтому герра Осипова понимали хорошо, но вот в других бараках кого только не было: и англичане, и голландцы, и датчане, и итальянцы, и прочие, попавшие сюда в разное время и по разным причинам больше шестнадцати национальностей. Впрочем, туда он и не совался. Ему хватало нас.
Осипов, сука, хорошо устроился. Жил отдельно, за территорией основного лагеря, с другими такими же предателями, согласившимися работать на врага. Следил за тем, чтобы в бараке все шло по распорядку. Переводил, если господам немцам непонятно было, или если господа желали сами сказать что-то. Морда сытая, нажратая. Одет тепло, не мерзнет. Даже варежки себе сообразил, напялил их и доволен, мразь. Впрочем, когда нужно будет избить до смерти очередного бедолагу, варежки он снимет, в них удар не тот, слишком мягкий, щадящий. А Осипов щадить никого не собирался. Наоборот, мечтал уничтожить тут каждого, желательно собственными руками. Душить, забивать ногами, и снова душить оружия немцы ему не давали, даже нож. Гнида. Каждое утро он приходил в лагерь и устраивал очередную проверку в нашем бараке, гонял всех нещадно. Немцам это нравилось, они смеялись.
Барак зашевелился, стал просыпаться. Те, кто спали высоко, первыми начали заправлять свои кровати. Все нужно было сделать с геометрической точностью. Заправишь не так наказание. Удобнее всего было первому ярусу, там хоть на скрипучие доски пола можно было встать. Верхним же приходилось непросто, но привыкли уже, как-то справлялись. Впрочем, всегда можно было найти к чему придраться было бы желание, а оно у Осипова имелось в избытке.
На трехэтажных нарах, рассчитанных на пятнадцать человек, спали по сорок -пятьдесят заключенных и даже больше, кто мог поместиться, втискивались между тел. Остальные ютились на полу на соломе, им было холоднее всего.
В бараке стоял тяжелый запах, исходящий от множества мужских тел. Казалось бы, к такому все же привыкаешь я так и не привык.
Кряхтя, люди слезали с нар. У одного неловко подломилась нога, и он рухнул вниз с третьего яруса, разбив лицо в кровь. Хорошо, капо этого не видел. Доски быстро вытрели от крови, а упавшего пропустили без очереди в умывальню, находившуюся в центре барака.
Времени на банные процедуры было выделено мало полчаса на все про все, а очереди выстраивались ого-го какие. Успел не успел, сам виноват. Если опоздаешь на аппель не поздоровится. На выходе из умывальной всегда торчал Осипов с парой подручных, он может и проверить, помылся ли ты согласно правилам до пояса. Если все хорошо, то просто даст оплеуху и пропустит, но если подумает, что филонил, заставит раздеться догола, будет поливать из шланга ледяной водой, а его помощники станут чесать твое тело терновой метлой, сдирая кожу. Поэтому лучше помыться тщательно, хоть в умывальнике и плавал лед.
Новое утро наступило не для всех. За ночь умерли трое, и это только в нашем бараке. Насколько я представлял, в соседних дела обстояли не лучше.
Холод. Здесь всегда холодно, до костей пробирает. Вроде и климат мягкий, но даже при небольшом минусе уже мерзнешь. Благо, в Германии зимы далеко не челябинские, и температура здесь держалась умеренная, редко уходя до минус десяти градусов.
Солнце не было видно. Оно почти и не появлялось за последние несколько недель, лишь несколько раз мелькало в просветах между туч и вновь исчезало. Здесь оно и не должно светить, нечего вокруг освещать. Тут одни изможденные, потерявшие веру люди, худые, словно скелеты, качающиеся на ветру. Не люди даже тени. Отголоски былых людей.
Я быстро оделся. Точнее, я и спал, не раздеваясь, а сейчас лишь нацепил свои жуткие ботинки на деревянной подошве. К бело-голубой полосатой лагерной униформе, сделанной из вискозного штапельного