Елена молча проверила капельницу и внесла коррективы в дозировку.
Давление падает, сказала она через несколько секунд. Нужен адреналин.
В шкафу должен быть, Альберт уже работал над правильным разрезом. Светлова, помогите доктору Ворониной.
Маргарита, вернувшаяся в операционную, быстро подала Елене необходимый препарат.
Мельников, либо помогай, либо убирайся, бросил Альберт, не отрываясь от операции. Третьего не дано.
Мельников колебался, но затем занял позицию ассистента, молча подавая инструменты. Следующие сорок минут прошли в напряженной тишине, нарушаемой только короткими командами Альберта и сообщениями Елены о состоянии пациента.
Альберт работал с поразительной точностью и скоростью, его руки двигались уверенно, как будто он проводил эту операцию тысячи раз. Для удаления гематомы он использовал технику, которую в этой больнице никто, кроме него, не практиковал минимально инвазивную, с применением специального отсоса, который он сам модифицировал для таких случаев.
Давление стабилизируется, сообщила Елена через полчаса. Пульс нормализуется.
Хорошо, Альберт начал закрывать доступ. Мельников, ты видишь, что я делаю? Это называется «спасение жизни». В следующий раз, когда ты решишь поиграть в нейрохирурга, вспомни этот момент и вызови кого-нибудь, кто знает, где в голове находится мозг.
Мельников молчал, его лицо было красным от унижения и гнева.
Операция закончилась успешно. Пациента перевели в реанимацию, и Альберт, сняв перчатки, вышел в коридор. Головная боль вернулась с удвоенной силой. Он прислонился к стене, закрыл глаза и нажал на имплантат за ухом, активируя его на максимальную мощность.
Спасибо, раздался голос Елены. Она стояла рядом, тоже сняв операционную маску. Ты спас ему жизнь.
Это моя работа, просто ответил Альберт, не открывая глаз. Хотя бы кто-то в этой больнице должен ее выполнять.
Импланта́т снова барахлит? спросила она, заметив его жест.
Он работает на пределе возможностей, Альберт открыл глаза и посмотрел на нее. Как и все мы здесь.
Елена кивнула, понимая без слов.
Я слышала, к тебе приходил ГКМБ.
Новости быстро разносятся, усмехнулся Альберт. Да, инспектор Строгов решил лично предупредить меня о последствиях моего «нестандартного подхода» к лечению. Видимо, спасать людей теперь считается преступлением.
Они становятся все агрессивнее, задумчиво сказала Елена. В прошлом месяце закрыли три подпольные клиники в пригороде. Говорят, там использовали какие-то экспериментальные методы регенерации тканей.
Альберт напрягся, но постарался не показать своего интереса.
Тебя это волнует? спросил он как можно небрежнее.
Меня волнует, что люди не могут получить нормальное лечение без разрешения бюрократов из ГКМБ, ответила она. И меня волнует, что однажды они придут и за тобой, Альберт. Ты не слишком осторожен.
Осторожность привилегия тех, кто может себе позволить смотреть, как умирают люди, он оттолкнулся от стены. Мне пора.
Куда ты? спросила Елена. Тебе нужно отдохнуть после такой операции.
У меня обход, ответил он. Кто-то должен убедиться, что мои дорогие коллеги не убили еще кого-нибудь, пока я занимался Мельниковским пациентом.
Елена покачала головой, но не стала его останавливать. Она знала Альберта достаточно хорошо, чтобы понимать: спорить бесполезно.
Обход по отделениям Городской больницы 4 был похож на прогулку по кругам Дантова ада. Каждый этаж представлял свою версию медицинского кошмара.
Терапевтическое отделение на втором этаже было переполнено. Койки стояли даже в коридорах, а пациенты с хроническими заболеваниями получали лишь минимальное облегчение симптомов из-за «дефицита» лекарств, который на самом деле был следствием коррупции и черного рынка.
Пациенту Соколову нужен дигоксин, а не эти плацебо, которые вы ему даете, бросил Альберт заведующей отделением, докторy Надежде Ильиничне, пожилой женщине, давно сдавшейся перед системой. Его сердечная недостаточность прогрессирует.
Где я возьму дигоксин, Харистов? устало ответила она. Он в списке дефицитных препаратов уже третий месяц.
Альберт молча достал из кармана халата небольшой пузырек и передал ей.
Только не спрашивайте, откуда, сказал он. И не говорите Зоркину.
Надежда Ильинична удивленно посмотрела на пузырек, затем на Альберта.
Спасибо, тихо сказала она. Не думала, что ты
Что я способен на человеческий жест? усмехнулся Альберт. Не обольщайтесь. Просто мне надоело видеть, как Соколов мучается. Это раздражает.
На третьем этаже, в хирургическом отделении, ситуация была не лучше. Пациенты после операций лежали в палатах по 8-10 человек, антисептиков не хватало, медсестры были перегружены.
Альберт проверил нескольких послеоперационных пациентов, внес коррективы в назначения и отчитал молодого хирурга за небрежно наложенные швы.
Если ты не можешь сшить кожу ровно, как ты собираешься шить сосуды, Петров? спросил он, осматривая шов на животе пожилой женщины. Это не вышивка бл крестиком, это хирургия!
На четвертом этаже располагалась педиатрия самое тяжелое для Альберта отделение. Дети всегда были его слабостью, хотя он никогда бы в этом не признался. Здесь он задержался дольше всего, проверяя каждого маленького пациента, корректируя лечение, давая указания персоналу.