Рядно качнулось, к Лукии заглянул Лука Тихонович. Девочка сразу же узнала его. Она оперлась на локоть, улыбнулась. Лука Тихонович, увидев, что Лукия не спит, зашел за рядно, сел около нее на скамеечку.
Э-ге-ге, мы уже смеемся? громко сказал он. Приятно видеть, приятно... Как же мы себя чувствуем?
Он взял Лукию за руку, нащупал пульс.
Приятно. Теперь уже все в порядке. А есть не хочется?
Лукия проголодалась, как волк. Но что-то удерживало девочку от этого признания. И она спросила:
Скажите, где я?
Лука Тихонович улыбнулся:
Законное любопытство. Сейчас скажу тебе твой новый адрес. Село Водное, семья Олифёра Семеновича Строкатого.
Да что вы там разговариваете? отозвался сам дед Олифёр. Пожалуйте к завтраку!
Он отогнул рядно.
А ну, девочка, вставай, если силенок хватит...
Вскоре Лукия сидела за столом и ела вареную картошку с огурцами. На ней была юбочка давно умершей дочери деда, рубаха с расшитыми рукавами. И юбка и рубаха ей были велики, рукава широки, но Лукия с нескрываемым удовольствием поглядывала на вышивку.
Против нее сидел дед Олифёр, печально качал головой:
Вот дело-то какое, девонька. С того света, можно сказать, вытащил тебя Лука Тихонович.
Бабушка Федора стояла возле печки, украдкой вытирала слезы. В этой рубахе и юбке Лукия напоминала старухе ее покойную дочь.
Да как же тебя хоть зовут? Откуда ты? наконец спросила она.
Лукия поведала о своих злоключениях, про матушку Раису, отдельную кровать, про старую графиню. Когда она рассказывала о разбитой голубой вазе, о страшном чудовище во флигеле, все перестали есть и слушали, затаив дыхание. А когда Лукия закончила свою печальную повесть, Лука Тихонович стукнул ложкой по столу:
В клетку бы такую графиню!
Он отодвинул свою скамейку, подпер голову кулаками, задумался.
Все они... хороши! пробормотал.
Старушка Федора уже не могла сдержать слез. Да и сам дед отвернулся к окну и нетвердым голосом произнес:
Может, и правда... что говорит Лаврин: «Отольются им наши слезы...» Может, когда и придет такое время. Когда только?
Старик безнадежно махнул рукой.
Исидор, почуяв всеобщую грусть в доме, начал жалобно скулить. Лукия вспомнила, как приняла этого пса за волка. Вдруг все, что было, стало таким далеким, словно покрылось серой пеленой тумана. В открытое окно заглядывал цветущий подсолнечник, во дворе кудахтали куры, весело чирикали под стрехой воробьи.
Девочка встала из-за стола, глазами поискала икону, чтобы перекреститься. В углу блестел образ девы Марии. Солнечный зайчик играл на нем. Лукия вздрогнула, опустила руку. Она вспомнила, что, погибая в трясине, ни разу не обратилась с молитвой к богородице. А все же спасение пришло... Лука Тихонович... Наверное же, не богородица его послала сам оказался в это время там... Еще вспомнила, как молилась деве Марии, чтобы предотвратить наказание... Милостивая богородица! Милостивая к косматому чудовищу отправила...
Может, свечку тебе дать? Засветишь перед образом, поблагодаришь матерь божью за спасение от смерти... Да у нас же где-то лампадка была.,.
Старушка бросилась к ящику стола искать, Метнулась к полочке. Заглянула даже в сундук. Лампадки нигде не было. Наконец она нашлась в подпечке. Федора даже об подол ударила руками:
Ну, подумайте только, куда святую лампаду пристроил! Это Лаврин! Там у меня под печкой курица цыплят высиживает, так он ей в лампаде воду поставил!
Старушка, сама кудахча, как наседка, тщательно вымыла лампаду, налила масла, подвесила ее под иконой. Подала Лукии спички:
--- На, засвети. Сама засвети перед царицей небесной...
Лукия послушно взяла спички. А в воображении неотступно стоял мокрый черный таракан далекое воспоминание, которое на долгие годы сохранила память. Матушка Раиса вытаскивает из святой лампадки таракана за усы, а с него каплями падает масло...
Кто-то за порогом громко заговорил. Старушка Федора сказала:
Вот и Лаврин. Осоку ходил косить...
Скрипнула дверь, в проеме показался парень, и точно окаменел на пороге. Он увидел Лукию. А девочку точно вихрь подхватил. Она всплеснула руками, крикнула что-то невнятное, бросилась вперед, но тут же остановилась, как вкопанная. Мгновенно вспомнился широкий двор, гайдук Сашка, спущенные с цепи собаки, сероглазый парень у ограды, с пальцев которого стекает кровь.
Сейчас этот парень стоял перед Лукией, не сводя с нее глаз. На его лице отразились и радость, и удивление... Затем он растерянно посмотрел на отца с матерью, на Луку Тихоновича, наконец сказал:
Это она меня спасла от графских собак...
Его голос задрожал, глаза взволнованно заблестели.
Помнишь меня? спросил Лукию.
Девочка молча кивнула головой. Она не могла говорить. Она сама не знала, почему ее так потрясла эта неожиданная встреча, почему слезы, такие радостные слезы, подступают к горлу.
Глава двадцать четвертая НОВАЯ СЕМЬЯ
Раз у девочки нет ни отца, ни матери, мы их ей заменим, сказала старушка Федора.
Да какие могут быть разговоры? даже рассердился Лаврин. Никому я не отдам Лукию. Даже вам, Лука Тихонович. Разве что она сама этого захочет...
Но Лукия никуда не пожелала ехать. Город в ее воспоминаниях переплетался с приютом, отдельной кроватью. Воспоминания эти были тяжелые, отвратительные.