секунды, и смешался.
Да, всё, я опустил голову. Извини.
И кинулся прочь без дальнейших объяснений. Но в голове пульсировала одна простая мысль: «Я не могу здесь остаться». Жениться на Джинни, принимать законы Общины и научить им своих детей. Законы, которые позволяют разлучить человека с семьёй. Законы, которые лишают его права на новую семью и заставляют отвечать за чужие преступления. Законы, в которых так много рационального, но так фатально мало любви.
Итак, мне было почти восемнадцать, и я решил бежать.
* * *
Без плана и, разумеется, без денег. С другой стороны... я умел обрабатывать землю, водить машину и ухаживать за скотом. Не так уж и мало, правда? Я был уверен, что на какой-нибудь ферме обязательно найду работу. А нет стану воровать, как меня когда-то обучил в детдоме Фил.
Мысль о допустимости греха пришла просто и буднично. Стоит разочароваться в добродетелях, как на свободное место устремляется грех. А следом за этой мыслью пришло удивительное ощущение свободы: я мог делать что угодно. Да, я пересёк общинные земли за одну ночь, прячась в придорожных канавах и среди пшеничных колосьев. Да, я боялся каждого шороха. Но я был свободен. Странно, не правда ли?
Если бы не то опьяняющее чувство, я никогда не решился бы перед уходом завернуть в «Дом Искушений», чтобы последний раз (как я думал) повидаться с Гермионой. На новом месте она должна была работать в аптеке. Я прокрался переулками и постучал в заднюю дверь. Она мне открыла. Мы проговорили всю ночь, но главные слова были произнесены за полчаса до рассвета. Я сказал:
Я ухожу из Общины. Навсегда. Сегодня.
А она попросила:
Возьми меня с собой.
* * *
Сейчас мне тридцать семь. Я пережил возраст Христа и выжил. Возможно, потому, что не представляю из себя ничего особенного. Мой единственный подвиг я совершил девятнадцать лет тому назад, когда взял за руку Гермиону и шагнул вместе с ней в неизвестность. Я работаю на заправочной станции, а она стала ветеринаром. У нас всё хорошо.
Сегодня мне по почте пришёл плотный конверт. Внутри было толстое письмо и фотография. Имя отправителя Северус Снейп.
Аптекарь. В то утро он поймал нас, когда мы собирались сбежать. Мы были твёрдо уверены, что он сейчас позвонит охране, а он, не глядя, открыл кассу, всучил нам пачку купюр, ключи от своей машины и коротко бросил:
Убирайтесь. И поживее.
Аптекарь слыл человеком неприятным, желчным и замкнутым. Странным даже по меркам «Дома Змей». И ни я, ни Гермиона никогда так и не смогли понять, почему он нам тогда помог. Как и того, почему за нами не было погони. Сегодня я читаю письмо лист за листом, и моя жизнь снова совершает оборот, такой головокружительный, что в желудке сжимается комок.
На фотоснимке смеющаяся рыжеволосая женщина и темноволосый юноша, явно не любящий фотографироваться. Есть из-за чего. Однако, как ни плохо он получился на снимке, видно, что это всё тот же Снейп, только много лет назад. Подпись: «Северусу от Лили на вечную память». Лили звали мою мать.
Это Снейп, будучи на стажировке во внешнем мире, пригласил её в Общину. Почему понять несложно, стоит только посмотреть на мамино фото. Она была красавицей. Но в общине Лили познакомилась с моим отцом. Они поженились, Снейп остался её другом... хотя о какой дружбе может идти речь в мире, где замужним женщинам запрещено разговаривать с мужчинами без особой нужды?
Потом родился я. А через год что-то произошло. Снейп не стал уточнять, сказал только, что Лили прибежала к нему ночью, с ребёнком и с просьбой помочь ей сбежать. Он помог, но вместе с ней не поехал, хоть она и просила: мать ясно дала понять, что на иное отношение, чем дружеское, Снейп рассчитывать не сможет. Никогда. А он не пожелал сняться с места ради женщины, которой он был не нужен. Довёз до автобусной остановки, высадил и попрощался.
Мой отец отправился в погоню. Дамблдор сказал, что машина с родителями просто столкнулась с грузовиком. Но Снейп всю жизнь считал, что Лили посадили в машину насильно. Что она пыталась вырваться. Что они с отцом боролись за рулём и поэтому не заметили грузовик. А я выжил. Спасатели нашли меня, отогрели, оформили документы и отправили в приют.
Снейп всю жизнь прожил с тем, что, будь он в тот день с Лили и она осталась бы жива. Он защитил бы её, не позволив отцу нас забрать. Эта мысль отравляла жизнь общинного аптекаря день за днём и год за годом. Поэтому, когда пришёл мой черёд бежать, Снейп сделал то немногое, что мог: дал денег и направил погоню по ложному следу.
Он сохранил свою тайну до конца жизни, завещав адвокату отправить это письмо. Значит, теперь и он умер. Как бы мне хотелось иметь другое прошлое! Похожее на то, что я узнал в день распределения. Или то, что долгими
бессонными ночами рисовал в своём воображении, будучи в приюте. Но зато моё настоящее и будущее у меня никто не отнимет. Как и мою свободу. Мою любовь. Моих детей. Не так уж мало, не правда ли?