Будь я старше, меня это, возможно, насторожило бы. Чуть младше испугало, и я бы расплакался от обиды и непонимания (старик, так и не назвавший своего имени, говорил вроде бы мягко, но властно и холодно, а дети такие вещи чувствуют). Но мне исполнилось одиннадцать лет (я всё ещё привыкал к этому числу мой названный день рождения был совсем недавно), поэтому просто удивился и даже имел наглость ощущать себя разочарованным.
Что, даже Хэллоуина нет?
Старик расхохотался в голос:
Ну, ведьм мы не сжигаем, а тыквы просто едим, а не издеваемся над ними тупыми ножами. Но это День Всех Святых, как ни крути.
Остаток пути мы провели в молчании, пока шоссе не сменилось вихляющей подъездной дорогой, над которой расцвели высокой аркой ворота с надписью: «Deus Caritas Est»*. Под ней, гораздо более маленькими буквами, было выведено: «Община воинства Божьего».
Твой новый дом, тихо сказал старик, и моё сердце забилось гулко и часто, подражая звукам колокола, звонившего к вечерней молитве. Я так часто слышал эти слова во сне, что, сказанные наяву, они едва не убедили меня, что я сплю.
Тем вечером я пожал десятки рук, заглянул в десятки глаз и искренне попытался запомнить десятки имён. Отходя ко сну (уже настоящему), я ощущал в голове приятный убаюкивающий гул, кровать будто качалась на волнах, неся меня в совершенно новый, доселе неизвестный мне мир. Меня поселили в спальне для мальчиков в доме одного из церковных старост. Кроме меня, в комнате было ещё шесть человек, но, едва прозвенел сигнал отбоя, они, закончив чтение вечерней молитвы, сразу же собрались и легли спать. Комнату окутала благостная тишина и покой, так непохожие на вечера в детском доме, наполненные яростной кипучей энергией, выливавшиеся в разговоры до поздней ночи, приглушённые, но яростные потасовки, карточные игры одной на всех замусоленной колодой...
И вот тогда я встал на колени и впервые в жизни вместо отчаянных просьб просто поблагодарил Бога за то, что он дал мне.
____
* «Бог есть любовь» (лат.)
* * *
О своей новой жизни и о годах, пролетевших между моим усыновлением Общиной воинства Божьего и первыми знаками грядущей судьбы, я мог бы рассказывать часами. И только спустя страниц шестьсот самые внимательные читатели начали бы задаваться вопросом, на который я отвечу прямо сейчас: «А были ли в общине женщины?»
Были. Конечно же, были, но сталкивался я с ними настолько редко, что постепенно они превратились в подобие пустынного миража: пленительного и обещающего, но вечно далёкого, как линия горизонта. Сейчас это представляется мне своеобразной компенсацией за годы детдома, где девочек было хоть отбавляй, но они старались вести себя как мальчишки и преуспевали до такой степени, что разницы я почти не чувствовал. Женщины общины были другими.
Девочки до семи лет свободно играли с мальчишками и попадались на улицах и во дворах чаще всего. Но и они уже несли на себе печать мучительно-нежной женственности. Чего стоило уже то, что они никогда слышите? Ни-ког-да! не дрались с мальчишками. А ведь, как известно, для обычных девчонок четырёх-шести лет нет ничего слаще, чем затеять драку с мальчиками, которые в таком возрасте часто бывают слабее.
Другой категорией женщин, чья жизнь не была отделена от нас невидимой стеклянной стеной распорядка и приличий, были замужние
матроны. Такие, как Молли Уизли, жена того самого церковного старосты, в доме которого я жил с первого дня. Но и её мы лицезрели всего два раза в день за завтраком и за обедом, когда она занимала своё место во главе стола, шурша жёсткими складками накрахмаленной юбки. У миссис Уизли был необычайно уютный вид, однако при этом она была столь молчалива, что каждое слово из её уст автоматически казалось высшей истиной.
По воскресеньям и особым случаям к этому добавлялись походы в церковь. И вот там, именно там и выяснялось, что население Общины воинства Божьего включало в себя и девочек-подростков. Средние скамьи занимали семейные пары, а вот по бокам от них располагались дети: справа мальчики, слева девочки. Чудовищная дистанция, но самая близкая из разрешённого.
Я рассказываю вам это вовсе не потому, что меня это волновало сказать по правде, в те годы я почти не замечал девчонок, но для того, чтобы вы поняли, насколько необычный мир меня окружал. Было время, когда я считал такое положение очень мудрым: ведь отсутствие противоположного пола лишает человека поводов для соперничества, а также всего, что растёт из него зависти, ненависти, гордыни. Только в отсутствие иных можно искренне дружить с себе подобными. И я дружил. Что была мне Джинни, дочка Молли и Артура Уизли? Только размытое пятно, видимое раз в неделю на богослужении. Совсем другое дело Чарли, Билл, Джордж, Фред и Рон.
Был ещё и Перси, но с ним я знакомства свести не успел: всего через месяц после моего приезда в Общину воинства Божьего Перси покинул дом, чтобы стать «аналитиком».
* * *
Здесь следует сделать ещё одно отступление. Община воинства Божьего была замкнутым миром, построенным, как говорил Председатель, по образу и подобию легендарного Царства Израильского. Только вместо двенадцати колен у нас было всего четыре. «Землепашцы» обеспечивали общину продовольствием, тканями и мебелью. А «аналитики» занимались всем, что было связано со счётом. Прибыли и убыли, распределение ресурсов, ведение бухгалтерских книг... Их назвали бы «счетоводами», но некоторые «аналитики» были ещё и учёными. «Аналитиком» мог стать только одарённый ребёнок, а поскольку одарённость знак свыше, то «Дом Аналитиков» был почти таким же благословенным, как наш «Дом Слова Божьего», дававший приют священникам, проповедникам и учителям, толкователям жизни земной и небесной. Председатель в своих проповедях называл «Дом Слова» ещё и обителью воинов, подчёркивая, что миссионерство всегда война за души.