Что делать будем? шепотом осведомился я у друзей. Выдадут нас, душой чую. Смотрите, косятся как.
Надо бы со старостой столковаться, сказал Головастик. Если он за нас поручится, тогда проскочим.
Ну так зови его.
Как же, послушает он меня. Пусть Яган позовет. Его голос больше подходит.
Ты разве не помнишь меня? Головастик предусмотрительно отступил на пару шагов.
С чего это я тебя должен помнить? грубым голосом рявкнул мужик.
Забыл, как я у тебя на свадьбе пел?
На моей свадьбе двадцать лет назад пели. И не такие хмыри, как ты.
Ну, если не у тебя, так, может, у родни твоей. Помню только, что в этом доме.
Я здесь и года не живу. Ты мне голову не морочь. Если что надо, скажи. А нет, так иди себе ровненько куда шел.
Дал бы нам поесть, братец. Да и выпить не помешает.
С какой стати! Где я жратвы и выпивки на всех бродяг напасусь?
Мы отработаем. Будь уверен. Хочешь, свадьбу сыграем. Я петь буду. Заслушаешься.
Свадьба это хорошо. Хозяин задумался. Песни я люблю Может, и в самом деле свадьбу сыграть? Эй! Он обернулся к бабе. Возьму-ка я Раззяву в жены. У нее муженек вчера загнулся. Все веселее будет. Да и тебе помощь.
Я тебе возьму! отозвалась баба. Только посмей мне! У нее детей пять ртов. Чем их кормить будешь, лежебока?
Нда-а. Мужичок растерянно поскреб живот. Топор он уже давно опустил.
Тогда давай поминки справим, нашелся Головастик. Мне все равно, где петь.
Поминки это тоже хорошо Поминки у нас вчера и позавчера были. А сегодня, кажется, еще никто не помер. Может, эту тварь прибить? Он вновь оглянулся на бабу.
Я тебя самого сейчас прибью! Сухотье скоро, а у тебя закрома пустые. О себе не радеешь, так хоть о детях подумай.
Ходить научились, пусть теперь сами кормятся. Не собираюсь я о всяких подкидышах заботиться.
О твоих же кто-то заботится!
Может, заботится, а может, и нет. Откуда я знаю Да и замолкнуть тебе давно пора. Надоела! Заходите, братцы, не слушайте эту дуру.
Мы не заставили упрашивать себя дважды и гурьбой ввалились в жилище. Воняло там не меньше, чем в подземной тюрьме болотников. При каждом шаге что-то похрустывало под ногами, словно подсолнечные семечки лопались. Хозяин засветил огарок факела, и нашим взорам предстали тараканьи армии, поспешно расползающиеся в разные стороны. Там, где пола коснулись наши подошвы, остались мокрые, расплющенные, еще шевелящиеся рыжие лепешки.
Всю обстановку хижины составляли несколько драных рогож, пара выдолбленных изнутри чурбаков, наполненных непонятно чем: не то помоями, не то похлебкой, и уже упоминавшийся мною топор. Однако вскоре неведомо откуда появились и лепешки, и сушеные фрукты, и бадья браги.
Значит, так, братцы, решительно сказал хозяин. Справляем поминки. По мне. Чем с такой змеей под одной крышей жить, лучше в Прорву броситься.
Двумя руками приподняв бадью и сделав парочку хороших глотков, он как эстафету передал ее Головастику. Тот пил брагу, как гусар шампанское не спеша, манерно, с каким-то особым шиком. Ягану не повезло: при первом же глотке он подавился чем-то, скорее всего трупом усопшего таракана. Пока он перхал и откашливался, бадьей завладел Шатун. Ему-то, судя по всему, было совершенно безразлично, что пить: брагу, нектар или отраву. Ко мне бадья попала уже порядочно облегченной. Бултыхавшуюся в ней тошнотворно пахнущую, мутную и непроцеженную жижу употреблять вовнутрь было совершенно невозможно, но и отказаться я не мог для всех присутствующих это было бы смертельным оскорблением.
Эх, была не была, подумал я. Чего не сделаешь ради компании! Брага вышибла слезу и обожгла горло. В желудке она была так же неуместна, как раствор каустической соды. Бр-р-р!
Кстати говоря, никакая это не брага, а просто-напросто настой ядовитого гриба, похожего на наш мухомор.
Ну что, братцы? поинтересовался хозяин. Что не закусываете? Или не пробрало?
Слабовато, ответил за всех Головастик. Надо бы повторить. Тогда и закусим.
А петь когда будешь?
Успею. Ты когда в Прорву собираешься?
Как выпьем все. Под утро, наверное.
Тогда времени хватит. Пей, не задерживай.
Брага забулькала, обильным потоком вливаясь в глотку хозяина. Головастик, выцедив свою порцию, принялся закусывать прямо с обеих рук. Яган, сославшись на предыдущую осечку, прикладывался дважды подряд: выпил, передохнул, добавил, а уже только потом навалился на еду, добрую кучу которой подгреб под себя заранее. Челюсти его, обретая привычное поле деятельности, работали не хуже, чем у древесного крота. Шатун опять выпил безо всякого удовольствия. Какая-то мысль явно беспокоила его. Подошла баба, тоже глотнула не пропадать же добру и сунула бадью мне.
Вторая порция пошла намного легче. Не такая это уж и гадость, если привыкнуть, подумал я, запихивая в рот кусок лепешки. Ум просветляет. Усталость снимает.
От нее, наверное, и боль проходит. Нечто подобное, кажется, употребляли древние арии. У них такой напиток именовался сомой. А взять опять же фиджийскую янгону (она же кава), приготовляемую из корней дикого перца. Вещь, стало быть, полезная. Как там сказано у классика «Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно» Не сблевать бы только!