Ты, грек, видел чванливых повелителей полумира и изнеженных царишек, но ты еще не видел конунга! Что может одинокий воин вроде меня? Наниматься к кому попало Но тот, кто умеет собрать таких воинов это и есть конунг! Его слава наша слава. Он делит с дружиною холод и зной, победы и неудачи, золото и пиры. Его сила в нас, а наша в кем! Конунг не предает дружины, а дружина его. С ним мы не боимся ни людей, ни демонов, можем крушить и создавать царства!
Грек пожал плечами и снова принялся за хворост. Что ж, огорчаться нечему, одной подлостью меньше в этом скверном мире.
На шестой день путники переехали мелкую речку. Вышата с Ардагастом спешились и поцеловали землю.
Здесь граница сколотов-пахарей. Только их самих тут нет, с болью в голосе проговорил венед. Видишь, река с севера течет? То верхний Гипанис. Там жили авхаты. Теперь их города пусты, и в Экзампее жрецов нет. Великий экзампейский котел чтобы его отлить, каждый сколот дал по наконечнику стрелы сарматы разломали и грекам продали. А на западе Буг-река. Двести лет на ней никто не жил. Потом снова сколоты пришли, только мало их тут.
Вверх по Бугу местность постепенно менялась. Все чаще встречались рощи, лески, а потом и леса. Между лесами зеленела пшеница, желтели соломенные крыши чистых белых мазанок. Возле них стояли венеды в длинных рубахах и штанах из белого полотна, женщины в рубахах подлиннее и сарафанах с простенькими бронзовыми застежками на плечах. Люди выглядели мирно, оружие мало кто носил, но на конных пришельцев поглядывали настороженно.
В одном большом селе Ардагаст спросил, дома ли старейшина Добромир. Какой-то разбитной парень с ухмылкой ответил:
Запропастился он как раз, когда сарматы приехали. Дочка его их принимает.
Ардагаст спрыгнул с коня и, махнув рукой своим спутникам, быстро зашагал к самой большой хате. Из-за двери доносились гудение бубна, хохот и мужские голоса: «Ай, хорошо пляшешь! А теперь спляши голая, как у вас на Купалу!» Ардагаст толкнул дверь гуляки даже не подумали задвинуть засов. На лавках у очага расселись четверо сарматов. Простоволосая девушка, спустившая было рубашку с плеч, взвизгнула и бросилась на колени к красивому чернобородому степняку, словно ища у него защиты.
Две пустые амфоры валялись на выстланном свежими травами полу. Золотистый хмельной мед растекался по столу из опрокинутого горшка.
Зачем позоришь в гостях дом хозяина, Андак? Или спутал его с греческой корчмой?
Нарочито коверкая венедские слова, чернобородый ответил:
Что, хочешь венедски дэвка? Нэ дам, нэ прасы!
Уважай хоть своих родичей, если чужих не уважаешь! Я сын царевны и твой троюродный брат, с холодной яростью сказал Ардагаст.
Ты венедский ублюдок! Андак сбросил девчонку с колен и, пошатываясь, встал. Как смеешь носить нашу тамгу? А твоя мать и чернобородый выкрикнул несколько слов, которые (это знал даже Хилиарх) венеды при женщинах не произносили.
Защищайся, песий сын! два клинка блеснули в руках Ардагаста.
С таким, как ты, воюют этим!!! Андак с ухмылкой взмахнул плетью и тут же отскочил, выронив ее обломок. Распоротый на груди кафтан окрасился кровью. Остальные трое с руганью выхватили мечи, но долго сражаться пьяным сарматам не пришлось. Самого мощного Сигвульф огрел плашмя по голове и пинком выпроводил за дверь. Другому Хилиарх, ловко увернувшись от удара, подставил ногу, а затем так кольнул кинжалом пониже спины, что степняк взвыл и бросился следом за соплеменником. Третий, не выдержав натиска Ардагаста и Вышаты, бежал через окошко, в которое еще раньше змеей проскользнул, забыв о мече, Андак. С улицы донеслись конский топот, брань, угрозы и вскоре затихли. Ардагаст поднял девчонку за волосы и отвесил ей хорошую затрещину.
Почто род наш позоришь?!
Батюшка велел гостей хорошо принять, а сам ушел, а они меня вино пить заставили, всхлипывая, утирала слезы волосами девушка.
Ардагаст вытер меч о скатерть и резко шагнул к двери. Цепкий взгляд грека успел заметить на клинке надпись: «Куджула Кадфиз, великий царь царей кушан». Год назад в Эдессе только и говорили об этом варварском вожде, что подчинил себе Бактрию и Индию, покончив с греческими царями, правившими там со времен Александра.
На улице уже собралась взбудораженная толпа. Впереди стоял, потрясая резным посохом, старейшина дородный, с густой седеющей бородой во всю грудь.
Что творишь в моем доме, буян? Бродил Чернобог ведает где, теперь пришел воду мутить?
Зато ты, дядя, всегда знаешь, где и когда в тишине отсидеться. В каком лесу прятался, когда дед с отцом погибли под Экзампеем, а мою мать Сауасп на аркане тащил?
Да от твоего отца все несчастья венедов! Соблазнил царевну росов, а Сауасп всю степь поднял, чтобы за честь рода отомстить. Лучшие земли мы потеряли по Тясмину, Роси, все грады на Днепре А тебе, степняку, лишь бы свары затевать.
Иди от нас в степь, там дерись! Из-за тебя сарматы село сожгут! зашумела толпа.
Кое-кто схватился за вилы, рогатины, дубье. Полетели комья сухой земли, один ком разбился о рогатый шлем Сигвульфа. Прорычав: «Кровь Тора!», гот широко взмахнул мечом, как косой, и венеды подались назад. Бородатый кривой мужик ударил было рогатиной, но германец мигом перерубил древко. Движением руки Ардагаст остановил схватку. Тяжелым, укоризненным взглядом окинул он толпу, молча взобрался на коня и вдруг обернулся и крикнул: