Да, помню, конечно. Олег Парамонов. Олег Алексеевич.
Врача ответ удовлетворил, но, будь на его месте тот, кто хорошо знал Олега Парамонова, он бы понял, что этот человек лжет, называя свое имя, что в его голосе нет искренности.
Какая-то несвойственная Олегу хищная целеустремленность проявилась в его взгляде, мимике, жестах. Двигаясь меж обыкновенных предметов, окружавших его повсюду, он был похож на огромную человекообразную летучую мышь, которая летит сквозь непроглядную тьму, сканируя ее ультразвуковыми сигналами.
Выйдя из больницы, вечером того же дня, Олег подкараулил на улице Марину Бескраеву, бывшую девушку своего брата, шедшую с компьютерных курсов, где она осваивала векторные графические редакторы. Улица, по которой Марина шла к автобусной остановке, была пустынна, словно чья-то черная воля заведомо окутала все вокруг испарениями страха, побуждавшими прохожих избегать эти пространства, освещенные загробным дыханием фонарей-призраков.
Марочка моя, произнесла темная фигура, выступившая перед Мариной из какой-то непонятной ниши в стене ветхого дореволюционного дома.
Марина вздрогнула и замерла, холодея от ужаса. Морозцем покрылась ее кожа. Ледяным сквознячком потянуло где-то в желудке. Марочка так называл ее только Игорь и больше никто.
Олег? спросила она, разглядев залитые тенью знакомые черты. На миг Марине почудилось, будто лицо напротив все покрыто грудой извивавшихся пиявок, но иллюзия развеялась, когда фигура сделала еще один шаг и на лицо упал неживой свет фонаря. Мы же договорились, что не будем ни встречаться ни разговаривать
Марочка, перебил он, да ты ж посмотри на меня: разве я Олег? Ну, в каком-то смысле, да, Олег. И он гадостно захихикал. Но ты посмотри на меня, внимательно посмотри: кого ты видишь?
Хищный блеск его глаз, казалось, впился в нее, будто брызги расплавленного металла. Эти глаза не могли принадлежать Олегу, поняла она, такие глаза уничтожили бы его, простодушного, завладей он ими по какому-то волшебству. Только Игорь, никто другой, мог выдержать червоточины этих глаз на своей голове и не сойти с ума от кошмарности взгляда, одним концом вонзавшегося в собеседника, другим вглубь самого Игоря.
Глаза приблизились, и знакомые руки когда-то любимого, затем ненавистного человека коснулись ее одна легла на спину, под шею, другая на талию. Еще бы секунда, и Марина упала на землю, ноги уже отказывали, но эти руки заключили ее в крепкий захват. Голос до омерзения, до паники знакомый голос Игоря зашептал над ухом:
Я был там, я видел, я видел все. Последние ограничения сняты. Двери открыты. Теперь я точно знаю, как надо извлекать ужас из-под пластов. Теперь, Марочка моя, ты увидишь настоящий ад на земле. Увидишь, как он сочится из тебя, как из каждой складки и тени твоей выползает тьма, как страх парализует и пожирает всякого, кто видит эту тьму. Каждый может стать источником ужаса и тьмы, но ты будешь первой, потому что ты моя. Моя дверь, мое божество, мое сладкое проклятие. Мы сделаем то, о чем всякий мечтает в глубине своей души, не осмеливаясь только нырнуть в провал. А потом уж за нами пойдут другие
Он поцеловал ее в губы, и мертвенный холод разлился по ее телу от этого поцелуя.
Замещение
середина апреля, но день холодный, как покойник, умерший еще в конце февраля: считай, полтора месяца пролежал в темноте морозильной камеры, и вот выложен на стол всеобщей действительности. Лежит, потихоньку размораживается, мокнет, омерзительно серый, с прожилками безжизненной синевы. Такой был день.
Женя Самойлов пришел в школу сонный, с легким насморком. Угрюмое утро сырым дыханием сопровождало его всю дорогу до школы, а это минут пятнадцать ходьбы, и он тоже был угрюм. Сидел за партой рассеянно, оживился только на третьем уроке: Анна Борисовна не вышла на работу, и на урок литературы вместо нее явилась какая-то совсем незнакомая училка.
Вошла в класс. Молодая, белобрысая, губы пухлые, словно воспаленные, почти красивая, только взгляд прожженный какой-то, как у старухи, которой давно уже опостылело все на свете. Представилась: я, дескать, Анжела Федоровна, бла-бла, сегодня у вас замещаю.
Ну, посмотрим, какая ты замещалка.
Она как-то недобро, с ленивой скукой оглядела класс. Достала из сумки пачку новых тетрадок, раздала каждому и объявила: будем писать сочинение на тему тут Женя еще больше оживился, когда услышал, какую странную тему предлагает она, на тему «Моя новая фамилия».
Пояснила:
Представьте, будто вам дают возможность прямо сейчас сменить фамилию. Какую бы новую фамилию выбрали вы себе и почему именно такую? А если бы, несмотря ни на что, старую оставили, то опять-таки почему?
Темка, однако
Женя задумался. Ему не особо нравилась его фамилия. Самойлов оно вроде бы и нормально, но раздражало слух гадкое «мойло» почти что «пойло». Проглядывали там еще и «мойва», и «мойка», и даже «хайло». Хорошо было бы иметь какую-нибудь фамилию типа Генералов озарило Женю. Или Капитанов.
Но, принявшись за сочинение, написал, что хочет сменить фамилию на Кораблев, потому что в этой фамилии море, и корабли, и дальние страны, и бла-бла-бла, а Самойлов это как-то ни о чем.