Да ничего с ним не случилось! торопливо пробурчала я.
Да? Не похоже! Сколько раз я говорила тебе беречь его?! У нас ведь нет денег на новый!
Почему она сокрушается только о капоре? Да меня всю по кусочкам собирать надо!
Она схватила меня за плащ и притянула к себе.
Ну почему ты такая разиня и неряха? У меня совсем нет кружев на замену, да и времени на починку нет Вот и носи теперь рваный, и пусть все смеются над тобой! Может, научишься бережно относиться к красивым вещам!
Это было уже слишком! Сначала эта унизительная трепка от девочек, а теперь еще и мама бранится! Я часто заморгала глазам стало так больно, словно в них разом вонзили все мамины иголки и булавки.
У меня никогда не будет красивых вещей. Никогда!
Ты что такое говоришь, Рут? Это же был лучший
Нет! крикнула я. Все мои вещи уродливые! И сама я тоже!
Уродливые?! повторила мама сорвавшимся от возмущения голосом.
Но я заметила мелькнувшее на ее лице выражение, она не успела его скрыть. Я увидела в ее красных воспаленных глазах стыд. В глубине души она все понимала. Но произнесла совсем другое:
Кто тебе такую глупость сказал?
Я снова зарыдала. Тогда я еще могла плакать.
О, Рут!
Мама притянула меня к себе и крепко обняла. Проклятые косточки корсета опять впились мне в ребра. От этой боли и от родного запаха ткани и увядших розовых лепестков я расплакалась еще сильнее.
Прости меня, девочка моя! Я же не знала Кто это сделал? Девочки из школы?
Само собой разумеется, такого никогда не произошло бы с моей мамой: моей миниатюрной, изящной мамой. Я не унаследовала ее красоты со своими слишком широко расставленными глазами и тяжелым подбородком.
Я всхлипнула.
Бедная моя девочка
Мама достала надушенный платочек с монограммой в уголке единственный оставшийся с прежних времен и стала вытирать им мое лицо.
Посиди здесь, поплачь, девочка моя. А я пойду принесу тебе ужин. Она заправила мне прядь волос за ухо. Не волнуйся, Рут, девочка моя милая, я починю твой капор. Мы что-нибудь придумаем.
Она посадила меня в кресло залоснившееся и побитое молью, но лучшее в нашем доме. Не могу сказать, что мне было в нем очень удобно, ведь косточки сломанного корсета больно впивались в ребра. Мама положила мне на колени носовой платочек и исчезла на кухне.
Загремела посуда. Пытаясь хоть как-то отдышаться и успокоиться, я взяла носовой платок и стала водить пальцем по вышитой на нем монограмме.
Аккуратные, до боли знакомые родные стежки, уже почти выцветшая нить. Дж. Т. Джемайма Трассел. Так звали мою маму в девичестве. До того, как она встретила папу и пальцы ее стали шершавыми и скрюченными от постоянной работы с иглой и нитью. Я закрыла глаза и погладила монограмму на платочке в надежде, что каким-то чудесным образом это поможет мне стать такой же, как мама в молодости.
Края я смогу аккуратно обметать, и будут как новые, услышала я ее голос из кухни. Кружева придется заменить, но я уверена, что в моих запасах найдется что-нибудь.
И снова звякнула посуда.
Не так уж сильно твой капор и помят. Если хорошенько отутюжить и натянуть ткань, может, форма и восстановится.
Моя милая мама Она просто еще не видела, в каком состоянии мое платье, ведь я так и сидела в плаще. Даже ей понадобится приложить немало усилий, чтобы починить это
И вот она появилась в дверном проеме. На большом блюде мама несла несколько ломтиков хлеба и тонко нарезанный сыр. В другой руке у нее была чашка.
Чай, моя девочка. Пей, тебе станет легче.
Зачем такая роскошь? испугалась я.
Ничего, один раз можно.
Мама ласково забрала у меня платочек и подала чашку. Я взяла ее. Она была горячая, и моей ладони стало даже немного больно. Но эта боль была какая-то приятная, умиротворяющая.
Мы никогда не пили хороший чай, к которому привыкли вы, мисс. Продавцы чая бесцеремонные обманщики: они красят листья, подмешивают к ним траву Но даже такой чай был для меня редким угощением.
Знаешь, девочка моя, мама подсела ко мне на боковину кресла, на самом деле, виновата во всем я. Это я настояла, чтобы папа отдал тебя именно в эту школу, где учатся девочки из семей более обеспеченных. Такие, какой я была в свое время. Следовало догадаться, что они непременно
станут дразнить тебя. Мама поджала губы, как делала всегда, когда шитье было особенно трудным. Прости меня, Рут. Но тебе нужно научиться не обращать на них внимания. Они на самом деле очень глупые девочки, и им скоро надоест, и они найдут кого-то другого, чтобы издеваться.
Я сделала глоток чая и закрыла глаза, которые уже болели от слез.
Мама, они ненавидят меня!
Что еще за глупости? Конечно, нет! Рут, я знаю, о чем говорю, сама училась в школе. Девчонки постоянно травят кого-то. И отношения между ними меняются очень быстро: сегодня не разлей вода, а завтра уже козни друг другу строят. Вот увидят они, как ты прекрасно шьешь, и будешь среди них настоящей звездой!
Я ничего не ответила, только еще плотнее закуталась в плащ.
Так, ну теперь давай посмотрим, что можно сделать с твоим капором.
Я просто сидела, даже не притрагиваясь к ужину. В комнате становилось все темнее. От одной мысли о еде меня мутило, равно как и от мыслей о себе самой. Интересно, мои одноклассницы, эти жестокие и тщеславные девчонки, тоже сейчас ужинают? Я представила себе Розалинду Ордакл за обеденным столом: белоснежная накрахмаленная скатерть, изящный канделябр Она грациозно заправляет за ушко свои белоснежные локоны и нарезает нежного лосося, отправляя в свой изящный ротик по малюсенькому кусочку. Если бы я могла унизить ее так же, как она унизила меня. Если бы я только могла Взять бы свечу из этого серебряного канделябра и втиснуть между этих белых сахарных зубов. На глазах у всех. Вот тогда бы она узнала, что это такое быть посмешищем для всех и сгорать от стыда.