Странное было ощущение: если меня накачали седативным, я должен был бы быть в отрубе. Но, несмотря на невероятную тяжесть, словно я лежал на дне морском, сознание не уходило окончательно. Оно выхватывало то запах, то звук, то обрывки чужих фраз.
«Значит, организм после тех двух инъекций в клетке Ландера стал другим», мелькнуло в голове. Видно, что-то во мне изменилось.
Я всё лежал, и вот сознание вернулось полностью. Под лопатками чувствовался жёсткий настил, словно я лежал на полу камеры или на старых тюремных нарах, без матраса. Запахи били в нос. Пот, кислый страх, немытые тела. Сырость. Всё это до боли напоминало камеры ИВС девяностых, когда на условия содержания никто не смотрел. Вонючие конуры, куда загоняли десятками.
Я собрал остатки сил и ещё раз попробовал открыть глаза. На этот раз получилось.
А! Очнулся, проскрипел сверху старческий голос. Гляньте, люди добрые, молодой проснулся, наконец. Я уж думал, копыта откинет, прости господи.
Надо мной склонилось лицо щетинистое, в морщинах, с огромным носом в красных прожилках. Глаза блеклые, но добрые. Дед в морщинах, будто трещинах времени. Натуральный такой, из тех, что по деревням на завалинках сидят.
Я приподнялся на локте, отрывая спину от жёсткой доски, и почувствовал, что лежу на дощатом настиле, напоминающем нары.
Осмотрелся. Длинный серый барак, стены из толстых потемневших брёвен, окна мутные, стекло покрыто грязью и паутиной, а поверх всего ржавая решётка. Полумрак. Воздух тяжёлый.
Вокруг толпились люди, немало человек десять или около того. Сгрудились, ждали, когда я очнусь.
Максим! вскрикнула Оля, проталкиваясь через плечи и локти, даже отодвинула старика, который стоял ближе всех. Она присела рядом, положила ладонь мне на лоб. Как ты себя чувствуешь?
Ты дольше всех был в отключке.
Чтоб он вообще сдох! раздалось сбоку.
Голос знакомый и злой. Это был Ворон. Он стоял чуть поодаль, с перекошенной от злости физиономией, прижимая к себе свою блондинку Лизу.
Это из-за него мы сюда попали! шипел он, ткнув в мою сторону пальцем.
Цыц, лысый! воскликнул старик с носом-картошкой, подняв руку. Попали мы все, потому что нас захватили, Ирод так захотел, нехристь! Все мы из разных уголков, одному чёрту известно, почему именно мы очутились в этой тюрьме посреди тайги!
Оля тем временем протянула мне ковшик. Старый эмалированный ковшик, посеревший, с исцарапанной поверхностью и сколом на боку.
Попей, Макс. Тебе больше всех нужно. Похоже, тебе вкололи дозу больше, чем всем остальным. Ты был самый крепкий, вот они и нагрузили тебя по полной.
Они? прохрипел я, сделав глоток и чувствуя вкус ржавой воды. Кто они?
Старик прокашлялся в кулак.
Меня зовут Ефим, сказал он. А ты, значит, Максимка у нас. Если бы мы знали, кто «они» У всех история одна. Выстрел из хитрого ружья бац, и вырубаешься. Как скотину отстреливали. Кого на улице ночью поймали, кого из дому выволокли.
Он перевёл дыхание, глаза его блеснули.
Меня вот в посёлке прихватили, когда я от Зинки ночью возвращался. Только и понял, что щёлкнуло рядом, и всё темнота. А для чего мы здесь никто не знает.
Я подумал про себя: похоже, именно я знаю, для чего мы все здесь. Но вслух пока говорить не стал. Слишком рано панику разводить, неизвестно, как народ отреагирует. Я никого из них не знаю, если не считать Олю. Ну и Ворона с Лизой с натяжкой можно назвать знакомыми мне людьми. Но, так или иначе, все они гражданские люди, не привыкшие встречать коварных злоумышленников и выбираться из подземных лабораторий.
Уверен, что всё это работа Инженера. И если он собрал нас в этом бараке, значит, грядут какие-то эксперименты. Для чего ещё было нужно тащить всех этих людей сюда?
Я медленно обвёл взглядом присутствующих. Кроме Ворона с его Лизой, Ольги и старика Ефима, здесь были ещё люди.
Трое.
Сначала бросилась в глаза немолодая парочка муж и жена. Сомнений не оставалось: они вместе прожили не один десяток лет. И даже внешне стали походить друг на друга как это бывает у супружеских пар с опытом. Они сидели, жались друг к другу на деревянном настиле, словно два попугайчика-неразлучника. Только не миловались, а цеплялись друг за друга, стараясь хоть как-то один другого успокоить. Но милого в этой картине не было ничего. Обстановочка не та, далеко не романтик.
Мужичок интеллигент с виду, седая бородка, очки, на нём мятая тройка, грязная, местами с пятнами. Пиджак висел мешком, рубашка давно требовала стирки. Этакий доцент, вырванный прямо из аудитории и заброшенный в эту вонючую конуру. Женщина рядом гораздо моложе его лет сорока, может, чуть больше. Слишком мягкая, рыхлая на вид, будто бесхребетная. Лицо раскраснелось, глаза опухли от всхлипов, она буквально расплывалась у него на плече, пряча туда своё отчаяние. Полной её не назовёшь, скорее, наоборот стройная для своего возраста, но сломанная вся, отчего и смотрелась бесформенной. Муж держался чуть крепче, не плакал, но в глазах плескалась та же безнадёга. Оба выглядели так, будто у них из-под ног вырвали землю.
А ещё здесь был один молодой. Парень лет двадцати, может, чуть больше. В модном прикиде, правда уже истрёпанном, с грязными пятнами. На шее татуировка, какой-то непонятный орнамент.