Но в них разве нет ошибок?
Иногда есть, сказал Эндрю. Поэтому на рынке коллекционеров они представляют ценность. Прихвачу на следующей неделе к Виктору. Он мне скажет, стоит ли чего этот экземпляр.
Прим вернула книгу на место и взяла славный том в переплете первое издание «Титуса Гроана» Мервина Пика. Эта книга навеяла хорошие воспоминания. Прим вспомнила, как читала «Титуса», когда ей было лет шестнадцать или семнадцать, с удовольствием блуждала в лабиринтах готических нарративов этого романа и яростно отождествлялась с капризной одиночкой Фуксией. В предвкушении сладостной ностальгической лихорадки от первой же страницы она уселась в кресло и принялась читать, но обнаружила, что не в силах сосредоточиться. Никак не удавалось стряхнуть вот это чувство бесцельности, неудовлетворенности. Она отложила в сторону и эту книгу и осознала, что угрюмо глазеет в пустоту.
Вскоре вопрос возник вновь, настойчивее и безответнее некуда. Она тяжко вздохнула.
Что ей делать с остатком дней своих?
Можешь вспомнить, как оно ощущалось, когда ты окончил университет? спросила она у отца.
Еще как могу, ответил он, продолжая сортировать и раскладывать по стопкам. Ужасное чувство. Совершенно не триумфальное. Три года прошло, не успел глазом моргнуть, а тебе и дальше жить с родителями. Я тосковал страшно
в точности как ты теперь.
Я не тоскую, возразила Прим. Просто немного не по себе. Я толком не понимаю, что делать дальше.
Ну, у тебя уйма времени, чтобы это обдумать, сказал отец. Дай себе выдохнуть. Тебе всего двадцать три.
Верно, сказала Прим. Но как же В смысле, когда тебе было как мне сейчас, у тебя были какие-нибудь планы? Ты знал, что хочешь стать На уме у нее вдруг стало пусто. Еще раз, чем ты занимался?
Я был аттестованным оценщиком недвижимости, сказал отец. Больше тридцати лет.
Да, сказала Прим, извини. Не знаю, чего оно никак у меня в голове не закрепится.
И нет, продолжил Эндрю, в планах у меня этого никогда не было. И уж точно не было моей мечтой детства. На это меня просто вроде как снесло течением. Ничего плохого здесь нет. Многих сносит течением на всякое. Он глянул на брошенный экземпляр «Титуса Гроана» рядом с Прим. Ты когда-то любила эту книгу, произнес он. В чем дело? Нет настроения?
Не сейчас. Хочу чего-то посовременнее. Такого, что объяснит мне мир. Не знаю чего-нибудь политического, может.
С каких это пор ты интересуешься политикой?
Ты не знаешь, чем я интересуюсь, отозвалась Прим со вскипающим негодованием. У нас через три дня будет новый премьер-министр. Это интересно, верно?
Эндрю пожал плечами и долго смотрел на обложку «Расселаса» Сэмюэла Джонсона . Казалось, отец не может решить его судьбу, а в конце концов произнес только:
Премьер-министры приходят и уходят.
Беззаботный фатализм этого утверждения тотчас взбесил Прим.
Как мне поддерживать с тобой беседу, если ты говоришь такое вот? Что это вообще значит?
Если хочешь поговорить о политике, сказал Эндрю, завтра к нам приезжает друг твоей матери Кристофер, и уж он-то будет более чем рад стараться. А пока можешь почитать его блог. Насколько я понимаю, он очень политичен.
Распознав непривычную резкость у него в голосе (а отец был не из тех, кого легко спровоцировать), Прим сыграла стратегическую ретираду из библиотеки. О том, что к ним приезжает гостить Джоаннин друг, она позабыла. Отца, судя по тону, это не очень радует, подумала Прим.
Отплыв в кухню и обнаружив ее пустой, Прим задумалась, не предложить ли ей соорудить для всех ужин, поскольку сейчас в кухне для этого происходило прискорбно мало. Но инерция стискивала ее слишком крепко, и, добыв три маслины из чашки в холодильнике и сунув их в рот, Прим отправилась искать, с кем бы еще поговорить.
Мать ее Джоанна сидела в кабинете и набивала что-то на компьютере. Бубнило «Радио 3». Прим заглянула матери через плечо что та печатает? Вроде бы какое-то дополнение к резолюции церковного совета, определяющее точные размер и начертание шрифта, который нужно использовать в предупреждениях, касающихся здоровья прихожан и связанных с аллергенными особенностями цветочных композиций. Прим уселась на диванчике позади материного рабочего стола, с унынием думая о том, до чего насильно въелся в нее за последние два месяца точный смысл слова «приходской».
Музыка на радио была странная. Странная, но довольно красивая. Высокий мужской голос (контртенор? так он называется, этот тип голоса?) выводил меланхолическую мелодию в сопровождении незамысловатой, нежной, едва слышной гитары. В записи слышалось много эха.
Хорошее, сказала Прим. Что это?
Мать не отвлеклась от печатания.
Я толком не слушала.
Смысл держать звук включенным, если ты не слушаешь?
Пальцы матери продолжили цокать по клавишам. Осознав, что никакой беседы здесь не сложится, Прим уже собралась было встать и вновь уйти, но ее задержала песня. Потусторонняя мелодия призрачная и томительная, но со слегка зловещим подспудным тоном. Что же до слов Прим поначалу сомневалась, слышит ли она их правильно.