Неплохо бы отрепетировать то, что ему скажу.
«Привет, дорогой, не хочешь притвориться, будто у нас все хорошо, и мы не барахтаемся последние три года на грани развода? Не забыл, кстати, что сегодня день рождения нашей девочки? Я вот тортик купила. Отметим ее восемнадцатилетие, которое никогда не наступит?».
Сложно сказать, какой была наша жизнь в первый год после трагедии. Не помню, разговаривали ли мы. Все как в тумане. Это было похоже на блуждание среди бесконечности холодного, беззвучного космоса. Я и Матвей слетели со своих орбит и отдалились друг от друга на сотни тысяч световых лет. Благодаря семейной терапии этот брак до сих пор висит на волоске от разваливания. Но во мне не угасает надежда, что нам с мужем все-таки удастся сохранить отношения и, возможно, вновь завести ребенка В последнее время мысли об этом преследуют меня едва ли не каждый день.
Я до смерти боюсь и неутолимо желаю.
Алло.
Я вытаскиваю себя из размышлений, отряхиваюсь от летаргического оцепенения и поспешно соображаю речь для мужа. Через несколько секунд надобность в примитивной вводной части, звучащей как: «Привет, где ты сейчас находишься?» отпадает, поскольку я цепляюсь взором за проезжающий мимо автомобиль мужа, который он паркует рядом с входом в кондитерскую.
Тоже приехал за тортом?
Ксюше нравилась эта кондитерская, она часто заваливалась туда с подружками.
Что-то случилось? спрашивает Матвей.
Ну мямлю я, наблюдая, как из его машины выходит девушка, затем открывается задняя дверь, и наружу выпрыгивает ребенок. Из-под розовой шапки с пампушками у девочки струятся длинные темные волосы, а лица ее матери (судя по тому, как она подбегает к ней и жмется к бедру) не видно. На вид взрослая пассажирка моего мужа миниатюрная и стройная, одета в серый пуховик. Ты еще на работе?
Только что вышел из компании, говорит он, а сам покидает авто. Слушай, машина согрелась. Я скоро буду дома.
Ладно, на автомате бормочу я.
Матвей отключается, а я прижимаю телефон к груди.
Почему он солгал?
Почему берет девчушку на руки?
Почему выглядит таким счастливым?
Глава 2 Варя
Левая ладонь костенеет на руле, правая примерзает к пластиковой крышке телефона, а телефон срастается с ухом. Я не в силах отлепиться от него и тупо слушаю короткие гудки. Воздух не проталкивается, застревая в горле; внезапно начинают сокращаться гортанные мышцы, и затрудняется дыхание.
У него есть любовница?
Очевидно.
Чем это, по-твоему, еще может быть, Варя?
И девчушка, липнущая к Матвею, полагаю, не спроста так жмется. Как к отцу.
Шерлоковской дедукцией обладать не надо ясно как божий день, что чужой ребенок и мой муж связаны родственной нитью.
С долгожданным глотком воздуха осознание этих вещей проходит через меня разрядом молнии и рассекает напополам. Когда я выбираюсь из скорлупы остолбенения, Матвея уже не видать.
Я не могу уехать, не высказав ему все, что думаю
Почему он выбрал для посещения с другой женщиной и ребенком именно эту кондитерскую? Какое право он имел? Разве его душу не рвут воспоминания о том, как мы заезжали сюда, чтобы порадовать нашу доченьку ее любимым десертом? И почему сегодня? Он они что-то отмечают? Почему Матвей не сказал мне раньше, что завел роман на стороне, который, судя по возрасту девочки, длится не первый год Выходит, у них все началось, когда Ксюша еще была жива? Дышала, радовалась и смеялась, спорила с нами. Бесилась, потому что не понимала химию,
грустила, когда болел наш старый кот Тимошка и в конце концов умер. Мы забрали его с улицы совсем крохой. Дочке тогда исполнилось три месяца. Они были лучшими друзьями. Когда она хворала, или плакала, Тимоша ни на шаг от нее не отходил.
С готовностью сказать мужу, какой он подлец, я толкаю наружу автомобильную дверь. Вдруг телефон, который по-прежнему стискиваю рукой, начинает вибрировать. Звонят из больницы.
Варвара Васильевна, раздается голос Любы, медсестры стационарного отделения. Состояние Кирилла Никитина из четвертой палаты резко ухудшилось. Началась непрекращающаяся рвота и повысилась температура...
Кирилл. Шесть лет. Острый Т-клеточный лимфобластный лейкоз. Его родители тяжело решаются на предложение от нашей больницы о паллиативе.
Позже с тобой разберусь, Метелин.
Я возвращаюсь на работу и изолируюсь от измены мужа заботой о маленьком пациенте. Его состояние стабилизируется ближе к пяти утра. Домой не поеду. Все необходимое для внеплановых ночевок в кабинете хранится в нижних ящиках стеллажа: подушка и теплый плед, а также запасной набор гигиенических принадлежностей и несколько комплектов сменной одежды.
Матвей названивал до двух часов ночи. Писать смс-ки он не любит, однако настрочил парочку. Для приличия, что ли?
Когда приеду, почему не отвечаю на звонки
Удаляю.
Вставать через два часа, а сон никак не идет. На репите перед глазами проносится воспоминание, как муж берет на руки девочку, а она его обнимает. Машина у него согрелась, домой он скоро приедет Как же.
Наверное, мне не было бы так гадко на душе, если бы я просто увидела его в компании другой женщины.
Оторвав затылок от ортопедической подушки, смиряюсь с тем, что перед новым рабочим днем и подремать не удастся. Приподнимаю жалюзи, впуская в двадцать квадратов блекло-желтый свет уличных фонарей. Включаю электрический чайник и распаковываю черничный муссовый торт. Глаза щиплет, но я сдерживаюсь. Отрезаю себе кусочек и, давясь тошнотой, держу во рту тающую воздушную текстуру. Вкусно, но лезущие из всех щелей мысли об увиденном дестабилизируют вкусовую сенсорику. Проглатываю с большим трудом. Муссовая кашица еле протискивается через ком в горле. Невольно вспоминаю, как Ксюха моя уплетала торт за обе щеки. Мне иногда снится, как она хнычет, говоря, что скучает по его вкусу.