Они бегут к нашему штабу! Подстрелите их скорее!
Блин
Кажется, мы в жопе!
Давай, дернул меня за руку парень, пока я обтекала от шока и страха.
Но тут же мысленно отхлестала себя по щекам и резво подскочила на ноги, давая понять, что пойду до конца. С ним! И мы снова понеслись по непроходимому бездорожью, ныряя в укрытия и периодически отстреливаясь от противника.
И все бежали, бежали
Все, что происходило дальше, размазалось перед моими глазами каким-то разноцветным пятном, наполненным лишь отчетливыми глухими приказами:
Лежать!
Пригнись!
Беги!
Быстрее!
И я подчинялась, а затем восхищенно смотрела, как Мой Герой (теперь я звала его исключительно так) уверенно расстрелял двух хранителей вражеского флага и вручил его мне, как трофей.
Клянусь, если бы я уже не была влюблена в Исхакова, то тут же подарила свое глупое сердце вот этому потрясающему и отважному воину, что, казалось бы, для нашей команды сделал невозможное.
Осталось лишь теперь добраться обратно до своего опорника и водрузить знамя противника рядом с нашим, давая всем понять, что «Яна Золотова и компания» непобедимы.
Да!
И снова мы врубили пятую космическую, прячась по укрытиям и прицельно поражая одного противника за другим.
А когда наперерез нам бросилась Хлебникова, то я решительно прорычала:
Она моя.
Конечно, это прозвучало ужасно пафосно и киношно, но я уже не смогла ничего с собой поделать. А моему напарнику только и осталось, что усмехнувшись, пропустить меня вперед. А там уж я не дала себе возможности промахнуться.
Бам! Бам!
И минус Мякиш. Плаксина ушла вместе с ней приятным бонусом.
А я рассмеялась, как заправской злодей, и потерла руки.
Видал, как я их, а? спросила я у своего нечаянного Клайда, как настоящая Бони. Да только ответа, увы, не получила.
Остаток пути, а это было примерно половина полигона, мы уже преодолевали легче. Неслись ветром и почти не делали остановок, чтобы отбиться от кого бы то ни было. Просто, потому что почти всех уже порешили.
Нет, за нами еще кто-то крался и пытался укусить, но мы вдвоем с этим еще неизвестным мне парнем, были круче всех и уверены в том, что победили. Что, собственно, и произошло.
Спустя всего две минуты мы взобрались на свой штаб и вставили оба флага в специальные гнезда, а затем я разразилась победным криком, прыгая на месте, словно горная коза.
Господи, у меня елей из ушей сочился клянусь!
Мы выиграли, орала я что есть мочи, мы вас всех сделали! А-е!
Позади меня, чуть привалившись к дощатой стене спиной, стоял Мой Герой и взирал на меня, сложив руки на мощной груди. Пока я все не могла остановиться в своем припадке безграничной радости. Отплясывала на месте танец городской сумасшедшей, потрясая руками и улыбаясь от уха до уха.
А затем скинула с лица маску и бросилась к своему победителю и порывисто его обняла, так сильно стискивая руками, насколько мне это позволяли силы. И затараторила горячо, переполняемая ликованием и восторгом от ситуации:
Спасибо! Спасибо! Спасибо!
А после прижалась щекой к его груди, слыша, как громко и часто билось за ребрами мужское сердце.
Словно безумное, отбивая какую-то одному ему понятную песню
Глупости, скажете?
Если бы
Я на мгновение замерла, прошитая острой, болезненной судорогой узнавания. А затем прикрыла глаза и потянула носом, до отказа заполняя легкие ароматом, который был мне слишком хорошо знаком.
До боли, черт возьми
Никто не пах так сладко и одновременно так грешно, как Он. Чертовые цветы, фрукты и горечь бергамота этот адский коктейль бил по мозгам похлеще отбойного молотка. Вот и меня шибанул так, что я потеряла дар речи.
Отступила тут же на шаг назад, сотрясаемая ознобом от смятения и какой-то щенячьей радости, за которую сама же себя и возненавидела. И сжала пальцы в кулаки оттого, что их кончики отчаянно закололо проклятая эйфория этой близости. Им, черт возьми, понравилось к нему прикасаться.
И, кажется, что уже и не было иначе, а только так, когда я задыхаюсь
в губительной паутине этого ядовитого паука.
Осталось лишь снять с лица маску и окончательно меня прихлопнуть правдой. Что Тимофей и сделал.
А я вместо того, чтобы негодовать, фыркнуть или хотя бы отвернуться от него зависла. Просто стояла и пожирала его образ глазами. Потому что, несмотря ни на что, за три недели, пока я с ним не виделась и старалась отмотать свои чувства назад, все же ужасно по нему соскучилась.
По его черным, равнодушным глазам.
По острым скулам и пухлым губам.
По ежику волос на голове, который стал еще короче.
И сейчас, со ссадиной на виске, перебитым носом и рассеченной губой, он показался мне таким красивым. Как никто. Как никогда. И стыдно стало за это неуместное любование, но поделать ведь уже ничего нельзя, верно?
За ребрами все в тугие узлы сжимается. Стонет. И к нему тянется. К тому, кто нас же и перекрутит в мясорубке. Я это чувствовала.
Я это знала!
Именно поэтому я и сделала инстинктивно еще один шаг назад, понимая, что все это время не дышала.
Но Исхаков только усмехнулся моей этой глупой реакции. Так жестко. Словно бы я его невероятно повеселила. А затем оглядел меня с ног до головы в последний раз, поджал губы.