Конченный!
Так, я не понял, ты вырос совсем непробиваемым тупицей? Вроде в детстве смышленее был. Встал и пошел, пока можешь. И рот закрой, а то помогу. Еще раз тут увижу пожалеешь, что на свет белый родился. Вроде я понятно объясняю. Вопрос закрыт. Бегом отсюда, Давид так спокойно все поясняет, словно с ребенком говорит, и совсем не скажешь, что он зол. Так, немного напряжен, но не более.
Я же так и стою изваянием, рассматриваю его, а у самой коленки трясутся. Он стал таким другим, бесконечно чужим, что ли.
Но по факту он никогда и не был моим.
Совсем не имеет значения
тот факт, что наши родители дружили столько лет и часто оставляли маленькую меня под присмотром старшего товарища, в которого я намного позже влюбилась как безумная.
Островский поднимает взгляд на меня и тепло улыбается, раскрывает объятия и призывно машет:
Иди сюда, малявка, душить буду от радости, хмыкает, а я как завороженная иду.
Иду обниматься, а в процессе теряюсь в запахе, который, кстати, совсем не изменился Зарываюсь лицом в свободную футболку и обнимаю парня, полностью ощущая бугрящиеся мышцы под пальцами.
В грудь ударяет разряд тока.
И стекает по конечностями льдинками.
Ты как вообще с ним связалась? коротко шепчет мне в макушку.
Слепая была, хмыкаю под нос, когда выбираюсь из объятий, что наполнены чистым огнем, опаляющим кожу.
Он смеется так, что у меня внутренности вибрируют.
Протирает подбородок и чешет затылок, пока тетя Марина, не долго думая, произносит решительно и четко:
Так, бегом ужинать! Оба!
Ужинать бегом идем
Островский пропускает меня вперед, и я, проходя мимо, цепляю его плечом. Боже.
Почему реакции в сто раз сильнее, чем были миллион лет назад?
Нет-нет-нет.
К тому же, он занят, и это все было детской влюбленностью, которая прошла.
Только перед глазами до сих пор его колкий взгляд.
ГЛАВА 6
ЭТО ПРОСТО УЖИНЯ не хотела бы сидеть сейчас за кухонным столом в квартире Островских во многом потому, что уже долгое время считала для себя эту страницу перевернутой. Когда Давид уехал, это было в какой-то степени гуманно для моей нервной системы и потрепанного сердца.
Я больше не могла смотреть на его отношения с Машей, девушкой, которая, как мне известно, до сих пор с ним в отношениях. Это было жестоко, хоть я и понимала, что маленькая, и что он на меня никогда не посмотрит так, как на нее.
Но теперь я выросла и ту влюбленность пережила, так что и обсуждать нечего.
В последние годы я и вовсе не вспоминала о нем, только если что-то в жизни напрямую толкало меня на эти воспоминания.
Ты как вообще? спрашиваю ровно, пожимая плечами. Во рту разливается сладкий привкус молочной шоколадки, растапливаемой от горячего чая, что обжигает слизистую.
Боже, какой же Давид красивый. И этот шрам так идеально вписывается в его внешность, что не остается никаких сомнений по поводу его мужественности и той самой спортивной красоты.
Саднящая боль немного возвращает меня в реальность.
Все как обычно, бои, сборы, бои, пресс-конференции. Ты что? Не следишь за моей карьерой? обиженно вскидывает брови и растягивает губы в ленивой улыбке. Конечно, первый год я следила за всем, но об этом я ни за что и никому не сознаюсь, а потом лишь развешивала уши, когда мои родители обсуждали спортивные достижения восходящей звезды мирового бокса.
Скажем так, я не усердно следила, а так по верхам. Ты же знаешь, я к насилию отношусь не то чтобы очень хорошо.
Я беру еще кусочек шоколадки, смакую ее и прикрываю глаза от наслаждения.
Сладости всегда помогают мне сублимировать и спасают от плохого настроения. Аж мурашки по коже скачут
Прикрыв глаза наслаждаясь вкусом, совсем как в детстве, рассасываю квадратик шоколада, а когда открываю глаза, врезаюсь во внимательный взгляд темно-голубых глаз, которые так долго снились мне в кошмарах.
Там он всегда уходил от меня.
А отчаянно кричала не делать этого.
Так я чемпион, Златовласка. Ни одного поражения, с гордостью произносит он, а я чувствую, как по моей коже скачут мурашки. Ни одного.
Он абсолютный победитель во всех боях.
Во всех.
А я та еще неудачница на его фоне.
Стараюсь на него сильно не глазеть, но ладони взмокают всякий раз, как я себе это позволяю. Рассматриваю и рассматриваю, решаясь на большее, чем могла бы.
Поздравляю, ты этого заслуживаешь. Сколько помню тебя, ты всегда напористо шел к своей цели, губы дрожат вместе с голосом, но я так стараюсь не выдать себя.
Я правда рада за него, а сердце из груди сейчас выпрыгнет вовсе не из-за того, что я волнуюсь в его присутствии. Просто не отошла еще от столкновения с Витей. правда? Да, правда
Втягиваю носом воздух и медленно выдыхаю, снова окунаясь в знакомый омут.
Лида, а как с учебой дела? Твои не планируют возвращаться?
Заставляя себя оторваться от игривой улыбки на лице Островского, я переключаюсь на тетю Марину.
Сердце шарахает где-то в висках, и уже не остается во мне и намека на здравый смысл.
Все хорошо, учусь, не жалуюсь. Мне очень нравится. А родители
прекрасно себя чувствуют на даче, может зимой вернутся.
Тетя Марина тут же вовлеченно начинает развивать тему: