АРСЕНИЙ НЕСМЕЛОВ. СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В 2-Х ТТТОМ II: ПОВЕСТИ И РАССКАЗЫ. МЕМУАРЫ
РАССКАЗЫ И ПОВЕСТИ
ВТОРОЙ МОСКОВСКИЙ
По Черногрязской-Садовой, скудно освещенной газовыми фонарями, дребезжит, позванивая, конка.
Окна вагончика мутно освещены изнутри; за стеклами их покачиваются черные головы пассажиров. У Земляного Вала остановка. С площадки вместе с несколькими взрослыми соскакивает мальчик в странном одеянии, напоминающем плащ. Но это вовсе не плащ это шинель, надетая внакидку. В красноватом свете газа поблескивает кокарда на военном картузе. Кадет второго класса второго отделения Второго Московского Императора Николая I кадетского корпуса Ртищев возвращается в Лефортово из воскресного отпуска.
Путь по Покровке недолог: прошел железнодорожный виадук, свернул в переулок направо, миновал ярко освещенное здание Константиновского Межевого Института (в нем только что установили электричество), снова свернул, но уже налево, и по пустынной длинной улице, мимо церкви, мимо одноэтажного строения Елизаветинского женского института, мимо свечного завода вбежал на горбатый мост через Яузу. Чуть плещется черная вода под ним; влево важно гудят сырым осенним гулом столетние вязы и липы Ботаники, как называют кадеты свой парк.
Но и отсюда до 2-го корпуса еще не близко. Ртищев ныряет в ворота-арку под служебным зданием, в котором живут воспитатели 1-го корпуса, и оказывается на территории бесконечных корпусных плацов. По деревянным мосткам гулко тукают крепкие казенные сапоги. Ветер шипит в буйно разросшихся за лето кустах акаций, всплескивает железом кровли какого-то флигеля, качает толстенными канатами «гимнастики», виселицей вырисовывающейся за кустами. Есть где разгуляться ветру в этих пустынных, обширных местах!
Громада корпусов дворец Анны Иоанновны ползет как черный холм, прорезанный желтыми линиями освещенных окон. Громада растет, приближается, заполняет собою всё небо. Над ступенями широкого подъезда 1-го корпуса горят два керосиновых фонаря, и их красноватый свет ползет по основаниям мощных колонн фронтона
Но путь Ртищева всё еще не кончен дальше, до угла дворца, до квадратного плаца и оттуда направо, к трехэтажному, позднейшей постройки, корпусу третьей роты. Тут уж Ртищев дома.
Ух! весь немалый конец, от Арбата до этого места, Ртищев боялся: «Не опоздать бы!» А когда бежал от Земляного Вала не встретил по пути ни одного кадета, это могло означать только одно: или опоздал уж подвели конки, или пришел слишком рано. К счастью, случилось второе: окна в третьем этаже их роты стали гаснуть только сейчас, на его глазах; стало быть, вечерние занятия только что окончились, всего несколько минут назад, и дежурный воспитатель, построив роту, увел ее вниз, в столовую, на последний чай. В распоряжении Ртищева еще полчаса времени.
Ртищев садится на скамью. Ветер взвихривает сухие листья и несет их влево, в тяжелый гул Ботаники. Впереди огни. За бесконечными плацами желтеют окна Военно-фельдшерской школы, а дальше Военного госпиталя с надписью на фронтоне: Военная гошпиталь. Бесконечна ночь, бесконечна Москва, и немного жутко сидеть так, одному, на пустынном черном плацу, среди этого ветра и гула, рядом со стенами огромного здания, от соседства с которым одиннадцатилетний Ртищев кажется себе еще меньше, еще беззащитнее.
Уж не явиться ли дежурному воспитателю, не проделать ли перед ним маленькую церемонию с рапортом и щелканьем каблуками? Нет, нет, не следует торопиться Что-то больно щемит сердце мальчика, удерживает его перед самыми дверьми роты, не пускает. В чем дело? Ртищев сидит на скамье и болтает не достающими до земли ногами как будто бы самая беззаботная поза. А между тем он лукавит сам перед собой. В чем дело он отлично знает. Но не хочет себе признаться в том, что он кое-чего боится. Страх он считает чувством, недостойным кадета. Нет ничего более отвратительного, как быть трусом, показать