Как там завод, все еще вверх трубами? спросил Семен Григорьевич, издалека подводя разговор к Кирюшке.
Дымит.
Ну, а комсомол мой как?
Гремит.
Семен Григорьевич нетерпеливо приподнялся на локте.
Да что ты заладил!.. У Кирюшки дела как? Сильно опозорился со своими тремя станками или стерпеть можно?
На невозмутимом лице Зыкова отразилось нечто похожее на удивление. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать, но раздумал и молчком вытащил из кармана свернутую заводскую многотиражку. На первой странице газеты красовался снимок: Кирюшка в гордой позе стоял у своего шлицефрезерного станка, а начальник цеха добрым дядей выглядывал из-за его плеча и покровительственно улыбался. Семен Григорьевич понял никакого провала у Кирюшки не было, на трех станках он работает успешно.
Вчера Кирюха твой по радио выступал, делился опытом, а сегодня его прямо в цеху кинохроника снимала Зыков передохнул после необычно длинной для него фразы и добавил: Для потомства Подумал и еще сказал, чтобы порадовать Семена Григорьевича: В гору пошел твой выученик, Сеня!
Семен Григорьевич сердито засопел, но промолчал: ему стыдно было признаться старому приятелю, что знаменитый Кирюшка за два дня не выбрал куцей минуты забежать проведать больного мастера. Он догадывался, что начальник цеха кинохроникой да газетной славой сбивает парня с толку. На своем веку Семен Григорьевич уже не раз видел, как внезапно пришедшая слава кружит голову хорошим ребятам. Но Кирюшка-весельчак, Кирюшка открытая душа, как легко он клюнул на эту мелкую удочку!..
Меж тем Зыков осмотрел лекарства на столе, насмешливо хмыкнул и спросил презрительно:
Лечат?
Семен Григорьевич махнул рукой.
Я тоже для тебя лекарство прихватил многозначительно сказал Зыков и приоткрыл борт своего широкого пиджака. Во внутреннем кармане белоголовым птенцом в гнезде уютно сидела небольшая аккуратная бутылочка, известная в народе под ласкательными именами: косушка, четвертинка, чекушка и просто маленькая. Раздавим за твое выздоровление?
Придется кротко ответил Семен Григорьевич, тронутый тем, что его выздоровление Зыков приравнивает к большим праздникам.
Не откладывая дела в долгий ящик, Семен Григорьевич тихонько встал с постели, сполоснул стакан из-под бальзама и вылил воду в фикус, от всей души надеясь, что бальзам, целебный для человека, не повредит и бессловесному растению. Но друзья совсем позабыли о Екатерине Захаровне, бывшей все время начеку после прихода ненавистного ей пьянчужки Зыкова. Она незаметно вошла в комнату и схватила со стола заветную бутылочку.
Тетя Катя, всего-навсего маленькая! взмолился Зыков, но Екатерина Захаровна была непоколебима, на все уговоры «не лютовать» и «поиметь совесть» лишь вертела головой, как заведенная, и удалилась на кухню с добычей в руке.
Зыков почесал в затылке и сказал уважительно:
не сердился, признавая, что по-своему она тоже права. Он от всей души пожалел, что Екатерина Захаровна не спит из-за него, мается, а годочки у нее не маленькие. Ему вдруг захотелось порадовать не читающую книг, погрязшую в будничных делах подругу жизни какой-нибудь возвышенной поучительной историей. За примером не надо было далеко ходить.
Слышь, Захаровна, вкрадчиво начал Семен Григорьевич, предвкушая, как сильно удивится жена, когда дослушает его до конца, есть такая хищная рыба акула. Вроде щуки, только в сто раз больше А может, и в двести! Так вот, поймали раз акулу, распороли ей брюхо, а там бутылка
Тебе бы все про бутылку! злопамятно сказала подруга жизни.
Семен Григорьевич смущенно крякнул и отвернулся к стене.
Дедушка, я у вас вчера книгу не позабыл?
Увидев свою книгу в руках Семена Григорьевича, внук успокоился за целость и сохранность библиотечного имущества и в то же время поразился, что его книгу читает престарелый дед.
Да разве вам интересно? полюбопытствовал он. Это же вовсе молодежная книга. Ее все в детстве читают! Разве вы не читали?
Не читал, признался Семен Григорьевич. Не пришлось как-то
Витюк вдруг вспомнил рассказы отца о том, что в его возрасте дедушка уже работал на заводе и даже участвовал в забастовке, а позже, в семнадцатом славном году, был красногвардейцем. А он вздумал упрекать деда, почему тот не прочитал в свое время детскую книжку! Витюк виновато прикусил язык и с почтительным интересом посмотрел на Семена Григорьевича, видя сейчас в нем не дедушку, а живого представителя героического российского пролетариата, который завоевал для него счастливую жизнь.
Семену Григорьевичу не в новинку были подобные взгляды: молодые рабочие на заводе не раз глазели на него таким образом, выводя мастера из терпения. Он считал чистым безобразием, когда человека при жизни производят вдруг в какие-то представители хотя бы и самые почетные. Вот помрет тогда делайте, что хотите, а пока оставьте старика в покое!..
Витюк клялся, что должен сегодня же вернуть книгу в библиотеку, но ему как-то совестно было огорчать бывшего красногвардейца, и действовал он нерешительно. Семен Григорьевич, похвалив читательский вкус внука, без особого труда выговорил себе право держать книгу до завтрашнего вечера.