Недобираю признался Коля Савин. Нас этому никто не учил. В ремесленном много наук проходили и математику и технологию металлов, а какой подарок больному мастеру принести про это не говорили Коля помолчал и спросил на будущее: А что в таких случаях лучше всего приносить?
А я почем знаю? отмахнулся Семен Григорьевич. Если б я дарил, так знал бы, а сейчас и голову ломать не стану!
Как же теперь быть? вслух подумал озабоченный Коля Савин. Не нести же конфеты назад, меня ребята засмеют!
Назад нести негоже, согласился Семен Григорьевич и добавил доверительно: А мы вот как сделаем: попросим Захаровну вскипятить чайку да все втроем и навалимся на шоколадные. Авось изжога тогда оробеет!
Екатерина Захаровна ушла на кухню, и через минуту там басом загудел работящий примус. Семен Григорьевич любующимися отцовскими глазами оглядел ладную фигуру Коли Савина и сказал растроганно:
Молодец, что пришел, молодец!
Мы с ребятами собирались еще позавчера проведать вас, да побоялись
Уж не меня ли? удивился Семен Григорьевич и невесело пошутил: Неужто я для вас такой страшный стал?
Что вы, Семен Григорьевич! И не стыдно вам? Все ребята вас любят как и раньше. Мы потому не шли, думали застать здесь
Коля Савин запнулся, не желая произносить ненавистное Кирюшкино имя. Семен Григорьевич понял его и сочувственно кашлянул.
Та-ак раздумчиво сказал он. А нынче что ж не побоялся ты с ним встретиться?
Прояснилось кое-что. Попытались мы сегодня узнать у него про ваше
усомнился? Он у тебя Клаву раскосенькую отбил, а ты
Какая же она раскосая? обиделся Коля Савин. Просто глаза у нее очень черные, вот и кажется
Пускай черные, покладисто согласился Семен Григорьевич. Не в том дело. Он у тебя девку отбил, а ты хоть бы хны! Ведь даже выработка у тебя тогда не снизилась. До того спокойный ни рыба ни мясо. Не люблю я таких!
Много для нее чести волноваться, раз она меня на такого вертуна променяла! уверенно, как о давно решенном деле, сказал Коля Савин. Он с ней поиграет и бросит. А у меня серьезное было, на всю жизнь На миг Коля помрачнел, вспомнив Клаву-сверловщицу, но тут же встрепенулся и гордо добавил: В общем, недостойна она моего волнения!
Семен Григорьевич с интересом посмотрел на молодого токаря.
Утешаешь себя этим? понимающе спросил он.
Коля Савин устало потер виски и признался:
Утешаю
Ну и как? полюбопытствовал Семен Григорьевич. Действует?
Когда действует, а когда и не так, чтоб очень. В общем, раз на раз не приходится.
Семен Григорьевич прикинул в уме, что бы могла означать подобная разноголосица, и авторитетно заключил:
Значит, любил ты ее.
Значит, любил
Помолчали.
Как она теперь-то? спросил Семен Григорьевич.
Кирилл с нею вроде рассорился. Она ему уже не подходит, он теперь под нормировщицу клинья подбивает. Но и в мою сторону Клава что-то не смотрит Она ведь гордая, Клава, долго теперь переживать будет!
Колин голос дрогнул, и какие-то новые нотки, теплые и признательные, зазвучали в нем. Спохватившись, что расхваливает недостойную, Коля Савин закашлялся и осторожно покосился на мастера. Семен Григорьевич был занят: он отвязывал с конфетной коробки срочно понадобившуюся ему голубую ленту и, кажется, ничего не заметил.
Признавайся: обиделся ты на меня, когда я Кирюшку на два станка поставил? спросил он вдруг, старательно бинтуя свой большой палец красивой голубой лентой. Только правду говори.
Коля Савин задумался, вспоминая тогдашнее свое состояние, и сказал с некоторым даже вызовом:
Обиделся!
Ну и правильно! одобрил Семен Григорьевич. Нечего на старых хрычей богу молиться. Ведь вы, молодняк, как думаете? Раз, мол, дядя волосы седые вырастил на своей голове так, значит, ото всех ошибок в жизни предохранен. Черта лысого! Вот доживешь до моих лет увидишь А насчет того, как Кирюшке укорот дать, мы еще потолкуем. Поторопился он маленько списывать меня в утильсырье! Эх, ребятки, ребятки Может, доживем и до такого денька, когда Кирюшка и в ножки поклонится.
И вы ему все простите тогда? поинтересовался Коля Савин.
Там видно будет, уклончиво ответил Семен Григорьевич. Двуличных людей я всю жизнь недолюбливал
Екатерина Захаровна принесла чайник, чашки-ложки и прочий свой гремучий инвентарь. Сели пить чай с конфетами. Опасаясь изжоги, Семен Григорьевич выбрал какую-то махонькую шоколадную рыбку, вроде кильки, экономно сосал ее и расспрашивал Колю о заводских делах. Екатерина Захаровна изжоги ничуть не боялась и с молодым азартом грызла конфеты своими капитально отремонтированными зубами. Коля Савин обстоятельно отвечал на вопросы мастера и сначала придерживал руку, а потом, в пылу разговора, стал все чаще и чаще нырять в коробку с конфетами.
Выяснилось, что, за исключением Кирюшкиных громких рекордов, никаких особых событий за время болезни Семена Григорьевича в цехе не произошло. Литейщики и инструментальщики не вставляли палки в колеса, и участок Семена Григорьевича, как и при нем, все эти дни перевыполнял план.
«Понаторели ребятки!» одобрительно подумал Семен Григорьевич, но радости не почувствовал.