Однако в Финляндском полку свои «скромные егерские темные цвета»111 в начале ХХ в. ценили, похоже, больше, чем в Егерском. Если еще в 1871 г. лейб-егеря мечтали о замене их тогдашнего алого лацкана на мундире на традиционный егерский «черный» (т. е. того же цвета, что и мундир, темно-зеленого, почти черного у солдат и темно-зеленого с просинью («царского») у офицеров)112, то в 1907-м, при возвращении гвардейской пехоте мундиров с лацканом, они согласились на запроектированный для них и финляндцев светло-зеленый (когда-то в лейб-гвардии Егерском был и такой, но совсем недолго в 18171818 гг.). А вот у финляндцев «предполагаемый зеленый цвет лацкана, какой выбрали себе Лейб-Егеря, не прошел; большинство офицеров, на общем собрании, высказались за цвет своего прежнего [подчеркнуто в оригинале. А.С.]»113.
Исключительно любовное отношение к прошлому своего полка вообще выделяло офицеров-финляндцев. Оно проявилось и при введении в 1908 г. во 2-й и 3-й гвардейских пехотных дивизиях шитья вместо петлиц на воротники и рукавные клапаны офицерских мундиров особого для каждого из восьми полков рисунка. Финляндцы выбрали рисунок с колосьями и васильками в память того, что предок их полка, Императорский батальон милиции, был набран из «крестьян-хлебопашцев царских имений и вотчин»114 (полевые васильки, как известно, неизменно цветут
среди колосьев ржи)
Это особое почитание своей истории было явно не случайным. Ведь Финляндский полк был, пожалуй, самой боевой частью гвардейской пехоты. И в Отечественную войну 1812 года, и в Заграничных походах 18131814 гг., и в Русско-турецкую войну 18281829 гг., и в Русско-польскую 18301831 гг., и в Русско-турецкую 18771878 гг. он постоянно был в самых трудных местах и при этом не знал неудач. (В отличие, например, от того же лейб-гвардии Егерского который можно назвать самым неудачливым полком русской гвардии. Достаточно вспомнить, как лейб-егеря сдали деревню Бородино в начале Бородинского сражения, как они были разбиты турками при Гаджи-Гассан-Ларе 10 (22) сентября 1828 г. и как неудачно атаковали турецкий редут под Телишем 12 (24) октября 1877 г.). По числу боевых наград (четыре) в гвардейской пехоте с Финляндским полком мог сравниться лишь Измайловский но он одну из четырех (серебряные трубы) получил еще в XVIII в., а финляндцы и серебряные трубы, и Георгиевские трубы, и Георгиевское знамя, и знаки на головные уборы заслужили в течение двух третей XIX столетия. Результат, в гвардейской пехоте никем не повторенный!
Благоговение перед историей полка формировало у финляндцев не только полковые, но и ротные традиции. Так, в 7-й роте знали, что она «имеет свои особые, выделяющие ее из всего полка, отличия и традиции: в ней свято хранится и чтится память полкового героя Лейпцигской битвы [1813 года. А.С.], гренадера Леонтия Коренного, который начал службу именно в 7-ой роте тогда 5-й егерской», она «особо молодецки» дралась в тяжелом бою с турками под Горным Дубняком 12 (24) октября 1877 г., и это от нее был наряжен тот караул, что пострадал от взрыва в Зимнем дворце, устроенного 5 (17) февраля 1880 г. народовольцем Степаном Халтуриным115
«Полковые традиции предусматривали, вне службы», обращение офицеров друг к другу на «ты». Но дисциплина и субординация при этом все равно соблюдались, и младший к старшему даже подпоручик к старшему по службе подпоручику обращался только по имени-отчеству116.
Офицеры, вышедшие в полк в 1912 г., звались в полку «Бородинским выпуском»117 (их выпуск совпал с торжествами в честь 100-летия Бородинского сражения).
Традицией офицеров-финляндцев было также «любовно-внимательное отношение к меньшому брату солдату»118. Ее наличие подтверждал и «человек со стороны», офицер Генерального штаба П.Ф. Рябиков, отбывавший в 19051906 гг. в Финляндском полку цензовое командование ротой: «Отмечая крайне систематическую и серьезную работу в ротах, укажу и на ту духовную связь, которая, одновременно со строгой дисциплиной, существовала в полку между офицерами и нижними чинами полка»119.
Мы уже отмечали дружеские отношения между финляндцами и измайловцами и особо дружеские между финляндцами и павловцами. Но еще бóльшая дружба была у лейб-гвардии Финляндского полка с лейб-гвардии Волынским. Если павловцев финляндцы считали «кумовьями», то волынцев «родными братьями»120: ведь Волынский полк был развернут в 1817 г. из 1-го батальона Финляндского.
В 1898 г., после назначения коренного офицера лейб-гвардии Финляндского полка, генерала от инфантерии П.С. Ванновского шефом 131-го пехотного Тираспольского полка, офицеры-финляндцы стали считать «родственным» и Тираспольский полк121.
Когда караул финляндцев, следуя с Васильевского острова (на Большом проспекте которого он квартировал) в Зимний дворец, проходил мимо памятника Петру I на Сенатской площади («Медного всадника»), следовала «громкая команда: смирно; равнение направо; господа офицеры!, и, традиционно», сопровождавший караул оркестр играл «первое колено» марша лейб-гвардии Преображенского полка в память о том, что Петр был преображенским офицером122