А ты, значит, знаешь, что исполнить должен?
Ты б не богохульствовал, зарычал вдруг Матвей. Промысел Божий человеку простому знать не дано. Да и ты, хоть и духовное лицо, а помыслов его знать не можешь.
Кх-м, так-то оно верно, неожиданно смутился поп. Но ведь такое дело без присмотра я оставить никак не могу. Сам понимать должен.
Так ты и не оставил. Приходил, смотрел, наблюдал, как я себя крестом осеняю, усмехнулся Матвей, широко перекрестившись. Иконы вон, испокон веку в киоте стоявшие, сам видишь. Хочешь водой святой окропить? Кропи. Слова против не скажу. А больше ничего ты тут сделать не можешь.
В Екатеринославе мощи святые хранятся. Тебе б съездить туда, да поклониться им, ехидно прищурившись, неожиданно предложил поп.
Я по двору-то еле ползаю, а ты меня в дальнюю дорогу гонишь, возмутился Матвей. Да и бате сейчас не до поездок таких. Вот приду в себя, там видно будет.
А я тебя сам туда свезу, тут же нашёлся поп.
А приход, значит, бросишь, ехидно усмехнулся Матвей. А ежели кто помрёт, не приведи господи, или жениться надумает? Это ведь не на один день поездка.
Выкручиваешься? Ехать не хочешь? неожиданно наехал на него поп.
Смысла не вижу, равнодушно пожал парень плечами. Или ты решил, что святая вода там и святая вода тут разной святости? А может, и вправду в соседнем колодце её набираешь, вот и не веришь? не остался он в долгу.
Уж больно ловок ты со словесами стал, поперхнувшись, высказался поп.
Всегда таким был, да только с тобой говорить не доводилось. Да и не о чем нам спорить было, криво усмехнулся Матвей.
Ладно, поглядим, что дальше будет, чуть подумав, свернул поп разговор и, поднявшись, вышел из дома.
Чего от тебя долгогривому надо было? едва переступив порог, с ходу спросил вошедший Григорий.
Думает, что я жив остался только происком лукавого, презрительно фыркнул парень.
От дурак-то, прости господи. Всё ж у него на глазах было, возмутился кузнец.
Вот и я ему о том говорил, вздохнул Матвей.
А он чего?
Предложил мне в Екатеринослав ехать. Святым мощам поклониться.
Не до того сейчас. Но съездить, может, оно и неплохо было б, подумав, проворчал казак.
Вот в себя приду, и можно будет скататься, пожал Матвей плечами.
Бог с ним. То дела не скорые, сменил кузнец тему. Ты давеча про булат говорил. Как думаешь, получится у тебя его отковать?
Не знаю, бать, помолчав, вздохнул парень. Тут ведь всё самому смотреть да пробовать надо. Оно ж не на бумажке записано. Оно тут у меня сидит, закончил он, для наглядности постучав себя пальцем по виску. Ты пруты отковал?
Готово всё уже.
Тогда ещё угля каменного найди. Только такого, чтобы на сломе как стекло блестел.
Знаю такой. Жарко горит, но для него и меха качать надо шибко.
Угу, да только он нам не только для ковки нужен будет. Его надо в пыль смолоть, чтобы при ковке заготовку посыпать.
В пыль, значит? И много той пыли надобно?
С ведро, не больше.
Добре. Будет тебе пыль угольная, подумав, решительно кивнул мастер.
Бать, а с чего ты мне вот так запросто поверил? подумав, решился спросить Матвей. Сам знаешь, что прежде про булат я только слышал. А видеть его мне толком и не доводилось.
Мечта то моя, помолчав, тихо вздохнул кузнец. Всегда хотел секрет булата узнать. Чтобы сковать шашку. Настоящую. Которой
любого ворога вместе с саблей от плеча до пояса развалить можно.
Даст бог, сложится, батя, так же тихо отозвался Матвей.
Кивнув, Григорий вздохнул и, махнув рукой, широким шагом вышел из хаты. Глядя ему вслед, парень сглотнул неожиданно вставший в горле ком и, покачав головой, еле слышно проворчал:
Блин, неужели меня сюда именно из-за этого перекинуло?
Резко навалившаяся дурнота заставила его бросить заготовку и инструмент и откинуться на стену. Даже просто усидеть на месте для него в такие моменты было сложно.
Твою мать! Да когда ж это кончится? прохрипел он, пытаясь отдышаться. Это уже не контузия, это хрень какая-то.
Дурнота медленно отступила, и Матвей, тяжело поднявшись, проковылял на кухню. Напиться. Жадно выхлебав два ковша воды, он утёр лицо ладонью и, отдышавшись, вернулся на место.
Мать весь день крутилась по хозяйству, успевая обиходить всю скотину и птицу, а после пробежаться по огороду, а отец не вылезал из кузни, выполняя заказы соседей на утварь и инструмент. Оружие заказывали ему редко, но в этом случае он мог не выходить из кузни сутками. Потому и клинки от него ценились.
Так что днём Матей был обычно предоставлен самому себе. Мать, точнее, прапрабабка, убедившись, что постоянного присмотра за ним не требуется, вернулась к обычному ритму жизни. И надо было признать, что работы по хозяйству ей хватало. Отец кроме кузни и работы в поле иным и не занимался. Но его профессия кормила всю семью и, надо признать, кормила серьёзно. За хороший инструмент станичники платили не скупясь. Так что в доме всегда было всего в достатке.
Выглянув в окошко, Матвей убедился, что Настасья застряла на огороде, и, выйдя на середину комнаты, принялся отрабатывать разминочный комплекс. Это тело нужно было срочно приводить в порядок. Ползать всю оставшуюся жизнь морёным тараканом парень не собирался. Не для того он изводил себя на тренировках до кровавой пелены в глазах, чтобы стать инвалидом в новой жизни. Тело нехотя, со скрипом, но слушалось. Матвея то и дело бросало в испарину, но он упрямо продолжал гнать комплекс, заставляя свой организм подчиниться воле.