А я всю жизнь работаю с глиной, тут же вставил Еремей. Если ты просто набьешь глину между двумя железяками, она от жара потрескается и высыпется через неделю. Бесполезная затея.
Они были правы. Каждый со своей, профессиональной точки зрения.
А теперь, сказал я, и мой голос стал увереннее, давайте соединим ваши знания. Еремей, что ты добавляешь в глину, чтобы она держала жар в печи?
Так толченый камень, нехотя ответил тот. Он не дает ей трескаться.
Вот! я ткнул пальцем в чертеж. Мы заполним зазор не просто глиной, а глиной с толченым камнем. Она станет нашей главной защитой. Она запечатает весь жар внутри. А теперь,
Василий, скажи, что будет с внешним ведром, если весь жар останется внутри, отделенный от него толстым слоем глиняного кирпича?
Кузнец нахмурился, его мозг, привыкший думать о передаче тепла, заработал. Он посмотрел на чертеж, на гончара, и на его лице медленно появилось изумление.
Оно оно не раскалится, медленно проговорил он. Глина жар держать будет. Внешняя стенка она останется едва теплой.
Точно! подхватил гончар, тоже поняв суть. А железный каркас не даст моей глине развалиться! Боги это же может сработать!
Они смотрели на меня уже не как на сумасшедшего, а как на коллегу, предложившего гениальное, невиданное доселе решение. Их профессиональное любопытство было разбужено. Они тут же начали спорить между собой, но уже не о том, «возможно ли это», а о том, «как это сделать лучше».
Зазор нужно делать в три пальца, не меньше! басил Василий.
А глину нужно месить с речным песком, так она плотнее ляжет! вторил ему Еремей.
Работа закипела. Это была уже не просто прихоть знахаря, а интересный, невиданный доселе профессиональный вызов и они приняли его с азартом.
На следующий день первый опытный образец «чудо-печки» был готов. Мы вынесли его на берег реки и установили на дно одной из лодок, предварительно выложив под него «подушку» из плоских камней.
На испытание собрались все: и ремесленники, и Ратибор со Степаном. Я засыпал внутрь уголь и разжег его. Огонь весело загудел, поддувало обеспечивало идеальную тягу. На решетку сверху поставили котелок с водой, и она закипела за считанные минуты. Но самое главное дно лодки под очагом оставалось абсолютно холодным. А высокая юбка сверху, не позволяла искрам разлетаться.
Ратибор подошел, недоверчиво потрогал доски под очагом, затем бока самой печки. Его лицо, до этого хмурое и скептическое расплылось в изумленной, почти мальчишеской улыбке. Он понял, что только что произошла настоящая революция в полевой кухне.
Степан Игнатьевич, наблюдавший со стороны, лишь коротко сказал:
Сделать еще четыре. По одной на каждую лодку. Молодец, Алексей.
Ярослав смотрел на меня, ожидая ответа, а я, помешивая в котле, закончил свой рассказ о создании печки.
Вот так мы и обзавелись очагами. На каждой ладье по одной штуке. Я вчера показал по одному человеку с каждой лодки, как с ней обращаться. Они будут моими «хранителями очагов».
И они ждали сигнала.
Я поднес два пальца ко рту и издал короткий, резкий свист.
Вскоре с других лодок, скрытых в тумане, донеслись тихие, деловитые звуки: скрежет металла о камень, тихий стук, шорох засыпаемого в печку угля. Мои «хранители очага» услышали сигнал и приступили к работе.
Через десять минут по реке, смешиваясь с запахом тумана и сырости, поплыл аромат горячего мясного бульона. Теперь он шел со всех лодок, а это значило, что воины будут согреты в этом тяжелом походе.
Ярослав посмотрел на меня, и в его глазах было глубочайшее уважение. Я был тем, кто приручил огонь и заставил его служить нам даже посреди холодной, враждебной реки.
И каждый воин в этом отряде теперь это знал.
Глава 3
Я полностью интегрировался в жизнь отряда и не сидел без дела. Пока воины налегали на весла, занимался собственными, не менее важными делами. Я стал их «инженером по топливу». Строго следил за расходом припасов, выдавая каждому десятнику отмеренное количество брикетов, но главной моей задачей и задачей моих помощников на других лодках, было поддержание огня.
Мои «чудо-печки» работали без остановки. На каждой из пяти лодок мой назначенный «хранитель очага» поддерживал ровный, слабый жар, на котором постоянно томился котелок. Я разработал график: каждые два часа подавал сигнал, и по всей флотилии разносили по полкружки обжигающего бульона. Он и немного насыщал и согревал изнутри, прогоняя промозглую сырость и не давая мышцам застывать от холода. Этот горячий глоток стал нашим главным оружием против уныния и болезней. К тому же воины, которые отдыхали от гребли, грелись у этих печек, что еще больше поднимало настрой. Мой авторитет в вопросах снабжения и выносливости стал непререкаем.
К исходу второго
дня пути напряжение начало нарастать. Мы углублялись во вражеские земли. Леса по берегам становились гуще, темнее и более дикими. Скалистые утесы сменялись непроходимыми буреломами. Атмосфера из просто мрачной становилась откровенно враждебной. Я видел, как изменились воины. Они все так же молча гребли, но их спины были напряжены, а руки не отрывались далеко от рукоятей оружия, лежавших у ног. Каждый треск ветки на берегу, каждый крик незнакомой птицы заставлял их напряженно вглядываться в окрестности.