3. РАССЕЛ ПРОТИВ «ВТОРОГО» ВИТГЕНШТЕЙНА И АНАЛИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ
«Ранний Витгенштейн, которого я близко знал, писал Рассел, был необычайно и страстно предан философской мысли, глубоко понимал ее сложные проблемы, и я видел в нем философского гения. Новый Витгенштейн, как кажется, устал серьезно мыслить и потому изобрел доктрину, оправдывающую необязательность этого занятия. Даже на мгновение не могу поверить, что теория с подобными меланхолическими последствиями может быть верной». По поводу аналитической философии вообще он писал, что не согласен с теми, кто полагает достаточным для философии язык повседневной жизни. «Я против такого мнения, ибо: 1) оно неискренне; 2) потворствует невежеству в математике, физике и неврологии со стороны тех, кто ограничился классическим образованием; 3) его защищают ханжи, как будто не поддающийся упрощениям научный язык это грех против демократии; 4) оно делает философию тем самым избитой и поверхностной; 5) увековечивает в философском обиходе конфуз, который они подхватили у здравого смысла».
Разумеется, «в обыденном языке мы не расположены толковать о солнце, почему и как оно всходит и заходит. И все-таки астрономы находят, что лучше другой язык, и я также утверждаю, что в философии предпочтительнее другой язык», продолжает Рассел. Он критикует философию языка за «азбучную ересь» (в поисках откровения из уст невежд), сочувствие «доводам сердца» Паскаля, «благородному дикарю» Руссо, наконец, Толстому, предпочитавшему всем литературным изыскам «Хижину дяди Тома». «Эти философы напоминают мне негоцианта, который все уточнял вопрос о кратчайшем пути к Винчестеру:
Господин желает знать, какая дорога к Винчестеру самая короткая?
Да.
Самая короткая дорога?
Да.
Не знаю.
Как выяснилось, ни малейшего интереса отвечать у лавочника не было. Такова позиция современной философии по отношению к тем, кто страстно ищет истину».
«В детстве мне подарили часы со съемным маятником, рассказывал Рассел в предисловии к книге Геллнера "Слова и вещи ". Я понимал, что часы без маятника здорово спешили. Но если основная цель часов ходить, то неважно, какой час они показывают, без маятника они идут еще быстрее. Лингвистическая философия в своем интересе не к миру, а к языку похожа на ребенка, забавляющегося часами без маятника, которые, даже не показывая часа, функционируют проще, в забавном ритме». Так, играя в слова и культивируя обыденное употребление языка, философы, по мнению Рассела, уходят от реального смысла вещей.
4. РАССЕЛ: МОРАЛЬ И ХРИСТИАНСТВО
Первая мировая война отбила у него охоту жить в мире абстракций. «Я глядел на молодых солдат в военных эшелонах, и возвышенные мысли из абстрактного мира казались мне маленькими и пошлыми рядом с теми ужасными страданиями, которые обступали меня вокруг. Бесчеловечный мир был похож скорее на случайное прибежище, чем на родину, дававшую стабильно уютное жилье».
Жизнь, переполненная страданиями, часто бессмысленными, заставила философа спуститься с математических небес на грешную землю. Изобличая капиталистические нравы, он не щадил и большевистские методы. «От сектантства и монгольской жестокости Ленина [с которым Рассел познакомился в 1920 г. Авт.] стынет кровь в жилах», писал философ в очерке «Практика и теория большевизма». В 1952 г. по его ходатайству американское правительство освободило Мортона Собелла, осужденного на тридцатилетнее тюремное заключение за шпионаж. При поддержке Эйнштейна в 1954 г. он начал кампанию за запрещение атомного оружия. Во время карибского кризиса он направил два памятных письма Кеннеди и Хрущеву. В газету «Известия» он послал статью, изобличающую русский антисемитизм. Американский фонд мира и «трибунал Рассела» немало способствовали раскрытию военных преступлений во Вьетнаме.
Пацифист и бесстрашный демистификатор, Рассел поплатился за свои идеалы. Его несколько раз судили, брали под стражу, отняли кафедру City College в Нью-Йорке. Философ был женат четыре раза и, следовательно, трижды! разведен. Вместе со второй женой, Дорой Уинфред Блэк, основал школу, но революционные педагогические методы ничем не ограниченной свободы не позволили ей просуществовать слишком долго.
Любая религия, метафизика, вера рано или поздно обречены умереть, осмыслены только тавтологические утверждения математики и эмпирические науки. Христианскую мораль Рассел находит обскурантистской, догматической и бесчеловечной. Сквозь все эти рассуждения проступает серость викторианской господствующей трактовки религии. За всем этим, как вспоминает биограф А. Вуд, стояло желание Рассела покончить с невежеством соотечественников, и особенно содействовать сексуальному раскрепощению.
Имея дух живой и творческий, философ прожил свою жизнь в устремлении к новому миру, «свободному от зависти и жестокости, где счастье и свободное развитие наполняют жизнь интеллектуальным наслаждением. Такой мир возможен, надо лишь чтобы люди хотели его создать».
5. А. Н. УАЙТХЕД: ПРОЦЕСС И РЕАЛЬНОСТЬ
«Три книги: "Наука и современный мир", "Процесс и реальность", "Приключения идей" образуют, писал Уайтхед, некую попытку выразить способ понимания природы вещей, показывающий, как этот способ подтверждается изменениями, произошедшими в человеческом опыте». «Спекулятивная философия, читаем мы в работе "Процесс и реальность ", это усилие создать связанную систему логически необходимых общих идей, посредством которых каждый элемент нашего опыта может быть объяснен». Частные науки освещают специфические аспекты реальности, внутренняя связь которых поддерживается этим усилием. Философия и наука неотделимы. «Одна помогает другой. Задача философии работать над согласованием идей, соединяющихся вслед за конкретными фактами реального мира... Наука и философия взаимно критикуют друг друга, поставляя одна другой материал для воображения. Философская система должна уметь растолковать конкретные факты, от которых абстрагируются науки. А науки затем находят собственные принципы в конкретных фактах, представляемых философской системой. История мысли есть поэтому история неудач и успехов этого совместного предприятия».