логических умозаключений» [51, с. 71]. Работа полна сатирической необузданности, насмешек, иронии и шуток. Как знать, может быть, именно из-за этого Кант и не поставил своего имени на ее заглавной странице, прекрасно сознавая, с каким непониманием и даже недоумением будет воспринято это эссе даже самыми благорасположенными его критиками. Хотя, как часто указывается в примечаниях к данной работе, размещенных и в русскоязычных, и в зарубежных изданиях сочинений Канта, само авторство немецкого философа было достаточно скоро раскрыто. Видимо, он не очень-то и стремился сохранить собственное инкогнито.
Что касается так называемой внешней истории работы, то она достаточно интересна. Чтобы ее осветить, следует обратиться к уже известному письму к фрейлейн Кноблох, в котором Кант и описал подробно то, как, когда и почему он впервые обратил внимание на чудеса, совершаемые Сведенборгом. Более того, здесь же он написал и о том, что, собственно говоря, буквально вынудило его глубоко вчитаться в главный труд шведского мистика под названием «О Небесах, о мире духов и об аде».
Кант объясняет свой интерес к Сведенборгу тем, что не мог не «исполнить повеление дамы», что он предварительно собирал подробные сведения по данному вопросу и после всего этого приступает к своему рассказу, которому, однако, предшествовала «тщательная проверка». В самом начале письма философ сообщает «просвещенной женщине», что вряд ли кто-нибудь замечал в его характере склонность к вере в чудеса или легковерие, что вопреки всем рассказам о видениях и о действиях мира духов он всегда старался следовать здравому смыслу, склоняясь в сторону отрицания такого рода вещей. При этом он прекрасно осознавал тот факт, что наука очень мало знала в те времена о природе духа, да и сам он не мог с очевидностью утверждать о том, что ему лично ясна и понятна возможность или невозможность такого рода явлений; просто все эти рассказы кажутся ему недостаточно доказанными. Кант подчеркивал, они видятся ему не только не постижимыми, но и бесполезными; в связи с ними возникает много трудностей, здесь легко обнаружить обман или поддаться ему, и он вообще считает «излишним для себя проводить тоскливые часы на кладбище или во мраке». Именно в таком душевном состоянии он и находился, пока не познакомился с историей господина Сведенборга. Он сообщает далее в письме, что датский офицер, от которого он узнал эту историю, сам услышал о ней за столом у австрийского посланника по фамилии Дитрихштейн в Копенгагене из письма, полученного тем от мекленбургского посланника в Стокгольме барона Лютцова. Тот, в свою очередь, услышал ее при дворе шведской королевы, и потому ему было чрезвычайно трудно допустить такой обман в присутствии столь избранного общества.
Далее немецкий философ решил ознакомиться еще ближе с этой историей и написал упомянутому офицеру в Копенгаген, поручив тому собрать всевозможные подробности. После этого им и было написано письмо самому г-ну Сведенборгу, который, как ему передали, принял его благосклонно и обещал ответить Канту, хотя ответа за этим так и не последовало. Лишь позднее Сведенборг сообщил, что решил дать подробный ответ в своей книге, которая в самое ближайшее время должна будет издана в Лондоне. Однако Кант и на этом не успокоился и попросил одного «очень приличного» англичанина во время его поездки в Стокгольм собрать еще более точные сведения относительно дара господина Сведенборга творить чудеса и общаться с невидимым миром духов. Тот и передал ему историю, по крайней мере, о двух таких происшествиях, которые он имел возможность проверить на месте, апеллируя к свидетельствам многочисленных и все еще здравствующих очевидцев.
Суть этих происшествий Кант кратко описал следующим образом. Спустя некоторое время после смерти голландского посланника в Стокгольме один ювелир потребовал у его вдовы уплатить за серебряный сервиз, изготовленный им по заказу ее мужа. Вдова была уверена, что покойный не мог не вернуть этот долг, но квитанцию нигде найти не могла и потому пригласила к себе господина Сведенборга. Апеллируя к его необыкновенной способности беседовать с душами умерших людей, она попросила его осведомиться у ее мужа относительно уплаты за сервиз. Сведенборг исполнил ее просьбу, и через три дня, когда почтенное общество собралось у этой дамы, он совершенно хладнокровно сообщил всем о том, что говорил с ее мужем, что долг уплачен, а квитанция находится там-то и там-то. После этого дама в сопровождении всех гостей и обнаружила нужные бумаги в указанном месте.
Следующее из двух происшествий показалось Канту наиболее достоверным и «действительно устраняющим всякие сомнения». Речь здесь шла об (упоминавшихся нами выше) событиях
1756 г., когда в конце сентября в субботу в четыре часа пополудни господин Сведенборг, прибыв из Англии в Гётеборг, в шесть часов вечера сообщил, что в Стокгольме вспыхнул страшный пожар.
Размышляя о достоверности этого происшествия, Кант пишет, что его приятель досконально проверил все не только в Стокгольме, но и в Гётеборге и рассказал ему «о способе, каким господин Сведенборг общается с духами, и изложил его идеи о состоянии душ умерших» [49, с. 360]. Кант сожалеет о том, что сам не может встретиться с этим удивительным Сведенборгом, чтобы лично расспросить у него все, что могло бы пролить свет на эти события, и потому ему остается лишь с нетерпением ждать выхода его книги, при этом им приняты все меры, чтобы получить ее сразу после опубликования. В завершающей части письма философ скромно и с обилием церемоний в духе эпохи хотя и интересуется у фрейлейн Кноблох о том, хочет ли та знать его мнение об этом щекотливом деле, но так его и не высказывает. Он ограничился ссылкой на то, что и таланты гораздо более крупные, чем он, могут тут «установить мало достоверного». Поэтому можно вполне заключить, что просьба знакомой дамы так и осталась не удовлетворенной: Кант ограничился лишь описаниями известных и ей, и ему событий о «чудесных» видениях Сведенборга и не более, так и не дав собственную оценку его деятельности.