Петр?
У меня было трудное детство, сказал Петр Петрович и замолк.
Дальше!
Петр Петрович устало уставился на Болдина.
Я не хочу.
Что не хочешь?
Не хочу вспоминать, что-то упорное и тяжелое возникло в глазах Петра Петровича.
Ну ладно, тогда я скажу. У Петра Петровича было тяжелое, трудное детство. Он воспитывался в детском доме, он подкидыш. Потом он несколько лет учился в ПТУ. Потом он тяжело заболел.
Что-то вроде нервного потрясения, астения, вставил Иванов, но ничего угрожающего, все было поправимо.
Во время болезни, подбиваемый дружками, случайно поранил одного из них, за что, как выяснилось недавно, был несправедливо осужден.
Не имели права, сказал Иванов, он был болен. Я точно говорю, я сейчас исследовал его кору
«Какую кору?» думала Екатерина Ивановна.
Он был болен, точно тяжело болен.
Сны мне снились, вставил Петр Петрович, все время сны. Как сейчас помню, будто ко мне маленькие сморщенные старички приходят каждую ночь.
Не вспоминайте, Петр, уважительно сказал Иванов, вы это уже забыли.
Да, забыл
Ну а там покатилось, сказал вдруг Петров, второй раз дали три года, а там дальше.
Полно, Петя, участливо сказал Иванов. Мы же спасли тебя?
Спасли, спасли, Петров мрачно посмотрел на Болдина и Иванова.
Те насторожились, словно ожидая чего-то.
А идите вы все, вдруг сказал устало и безнадежно Петр Петрович, ничего вы от меня больше не добьетесь, уж лучше назад.
Петр! крикнул Болдин.
Петрович! крикнул Иванов.
Идите, идите, идите. Петров неожиданно встал с кресла и пошел вприсядку, повторяя это «идите».
Иван Геннадиевич нажал какую-то кнопку, вошел человек, Петр Петрович сразу встал и ушел с этим человеком.
Извините нас, Екатерина Ивановна, извините, хором сказали Болдин и Иванов. Не сердитесь. Все будет очень хорошо.
Даже хорошо, продолжил Иванов, что он ушел, без него нам будет легче. Вы видите, что это за человек. Мы ошиблись в нем.
Да, видимо, ошиблись, поддакнула Екатерина Ивановна, он не интеллигентный человек.
Глава вторая
Когда Екатерина Ивановна снова вошла в особняк с зеркальными стеклышками и снова разделась в холле и пошла по коридору, она вдруг обнаружила, что кроме двери, ведущей к лифту, на котором они прошлый раз поднимались всей компанией в кабинет или зал заседаний, словом, туда, где они виделись в прошлый раз, есть и еще одна дверь, которую ранее она прошла, не заметив. Видимо, двери этой полагалось быть плотно закрытой, но по чьей-то неосторожности она была совершенно открыта, и за ней раскрывался просторный, далеко идущий вдаль коридор, в стенах которого то там, то тут виднелись двери. Это не были обычные деревянные двери, а были двери стальные, с какими-то ручками и колесиками, такими, какие бывают на огромных дверях в банке. В каждой из этих дверей имелся глазок и каждая из них была намертво закрыта. Но вот одна, и это заметила Екатерина Ивановна, чуть-чуть отходила от рамы, образуя маленькую щель. Из щели раздавались чуть слышные мужские голоса.
Ей показалось, что она узнала негромкий, но настойчивый голос Ивана Ивановича. «Ну, раз он здесь, так, может быть, я к нему загляну, подумала она, и вместе потом и поднимемся». Но на самом деле ей было очень любопытно посмотреть и послушать, что же делается за этой толстой стальной дверью, да и сам коридор показался ей очень стоящим внимания. В коридоре у стен стояли приборы, какие-то колбы, баллоны, видимо, с газами, и еще висели, как змеи, каучуковые или пластиковые она не понимала толстые шланги, некоторые из них входили прямо в стены, наверное, в те, скрытые за дверьми помещения.
Это все мельком уловила Екатерина Ивановна, она вообще мгновенно схватывала наружную обстановку до малейших деталей и затем могла ее восстановить в памяти с нужной подробностью, вообще по наружной обстановке она уже многое могла сказать о людях, в этой обстановке живущих, даже о делах, какое-то чувство говорило ей, следует ли опасаться этих людей, или же, наоборот, заранее располагало ее к ним.
На этот раз в коридорной обстановке было что-то тошнотворное. Она не знала, откуда появилось у нее это ощущение, то ли от медицинского запаха, чуть пробивавшегося откуда-то, то ли от шлангов-змей, то ли от неестественной чистоты в коридорах, стены которых, кстати, были так же зеркальны, как и окна в особнячке.
Но обстановка эта и чем-то привлекала, и ей неудержимо хотелось подойти к приоткрытой двери и вслушаться в раздающийся оттуда голос. Так она и сделала.
Медленно и с опаской она подкралась к двери. Чем ближе она подходила, тем явственней слышался голос, и, когда осталось каких-нибудь два шага, она уже не сомневалась, что один из говоривших, вернее, спрашивавших, был Иван Иванович. Отвечавший голос она узнать не могла. Он звучал однообразно, с интонацией постоянной готовности, словно только и ждал вопроса, который задавал голос Ивана Ивановича. Было в этом втором голосе что-то механическое, полуживое, словно говоривший находился в забытьи, но на что-то все же реагировал.
Где вы? спрашивал Иван Иванович.
Я не знаю, где я, уверенно отвечал голос.