Браун молча наклонил голову.
Не знаю, помните ли вы меня? Мы когда-то учились вместе в университете. Я Федосьев.
Я помню вас.
Федосьев быстрым, не вполне уверенным жестом протянул ему руку.
Мы не встречались лет двадцать пять, сказал он, любезно улыбаясь и не спуская холодных глаз с Брауна. Но я следил за вашей карьерой, слышал, читал. О вас много писали два года тому назад, когда вы получили медаль имени Дэви
Вы помните и это?
Как видите. Очень горжусь тем, что был университетским товарищем знаменитого ученого. Слышал, что вы давно поселились в Париже: у нас по глупости нашего правительства (он особенно отчетливо произнес эти слова) не сумели вас оценить. Знаю и то, что вы недавно вернулись в Россию и работаете в тылу и на фронте на пользу химической обороны государства. Был бы искренно рад встретиться с вами и побеседовать? полувопросительно добавил он.
К вашим услугам.
Очень, очень хочу, проговорил Федосьев. Вы здесь изволите жить?.. До скорого свидания. Я позвоню вам по телефону. Весьма рад встрече.
Он крепко пожал руку Брауну. Дверь номера 67 отворилась, На пороге показался с некоторым беспокойством Яценко. Он с достоинством поклонился Федосьеву и пропустил его в дверь. Подозрительного вида люди остались в коридоре.
VII
Николай Петрович с официальной учтивостью поздоровался с Федосьевым и слегка придвинул ему кресло. Этот хозяйский жест должен был дать почувствовать посетителю, что в номере Фишера распоряжается он, Яценко. Федосьев, однако, не обратил, по-видимому, никакого внимания на смысл жеста и даже на самый жест. Любезно, как со старым знакомым, поздоровавшись с Яценко (которого он едва знал), он, не садясь, неторопливо и внимательно стал осматриваться в комнате. Хотя это продолжалось недолго, следователь успел два раза кашлянуть второй раз с легким раздражением.
Вашему превосходительству угодно было меня видеть? сухо спросил он.
Так точно. Прошу ваше превосходительство извинить за беспокойство, сказал Федосьев. Николай Петрович? полуспросил он, садясь.
Следователь кивнул головой. Его смягчил тон Федосьева и то, что гость знал его имя-отчество. Сам он, однако, продолжал обращаться к Федосьеву официально.
Как вы догадываетесь, Николай Петрович, неторопливо и гладко, негромким голосом заговорил Федосьев, я решился побеспокоить вас в связи с тем делом, которое находится в вашем производстве. Узнав о происшествии с Фишером, я утром позвонил по телефону в министерство, и мне оттуда сообщили, что дело поступило к вам. Разумеется, я был искренне этому рад: ваш опыт и энергия мне, как всем, хорошо известны (Яценко молча поклонился). И я подумал, чем писать всякие бумаги, гораздо проще непосредственно обратиться к вам для выяснения некоторых обстоятельств этого дела.
Ваше превосходительство предполагаете, что дело Фишера может быть не чуждо политического элемента?
О нет, я ничего не предполагаю, Николай Петрович, сказал Федосьев. Или, вернее, я a priori допускаю возможность политического элемента во всяком деле такого рода.
«Какого рода?» спросил себя Яценко. Федосьев понял его мысль.
Банкир Фишер, сказал он неохотно, был крупный делец международного масштаба, неопределенной национальности, с немецкой фамилией. Наше ведомство обязано хоть издали следить за подобными людьми, особенно в грозное военное время. А если такой человек умирает в загадочной обстановке, то я был бы просто нерадив в исполнении своих обязанностей, когда не осведомился бы об обстоятельствах этого дела.
Ваше превосходительство желаете получить сведения, так сказать, в частном порядке?
Федосьев взглянул на следователя.
О да, в частном порядке, только в частном порядке, с некоторым
нетерпением сказал он. Если б я хотел идти путем официальным, я сказал бы об этом Н. (Федосьев назвал по имени-отчеству председателя совета министров), он обратился бы к министру юстиции, министр юстиции к прокурору палаты, а прокурор палаты истребовал бы справку у товарища прокурора, который наблюдает за вашим следствием. Согласитесь, что не стоит беспокоить столько занятых людей. Я поэтому в частном порядке прошу вас изложить мне ваши сведения и предположения о деле, сказал он, подчеркивая слово «прошу».
Я к вашим услугам. Так вот, видите ли, Фишер был сегодня в шесть часов утра найден мертвым в квартире на
Федосьев прервал его мягким жестом руки.
Обстоятельства, при которых было обнаружено убийство, сказал он, мне известны. Я сам как раз приехал сюда из той квартиры
«Однако!» подумал следователь.
Поэтому будьте добры сообщить мне лишь данные, добытые первыми шагами дознания, а также те предположения, которые у вас могут быть.
Очень хорошо. Дело о смерти Фишера поступило ко мне лишь несколько часов тому назад, и вполне оформленной гипотезы у меня, разумеется, еще быть не может. До медицинского вскрытия тела и до производства химического исследования невозможно даже с точностью удостоверить, что Фишер умер насильственной, а не естественной смертью, хотя, конечно, все данные говорят именно об убийстве. Предположения же и подозрения у меня точно есть. Начну с того, что на Фишере оказались в сохранности золотые часы и бумажник правда, только с семьюдесятью рублями. Это, по-видимому, исключает предположение об убийстве с целью грабежа. Можно, конечно, допустить, что в бумажнике была гораздо большая сумма, которой и воспользовался убийца, оставив семьдесят рублей для отвода глаз. Но для этого предположения нет оснований. Затем грабитель едва ли мог воспользоваться ядом как способом убийства. Таким образом, гипотеза грабежа маловероятна. Следовательно, надо искать убийцу среди людей, которым могла быть выгодна смерть Фишера.